Денщик: «Никак нет-с».

Майор: «Дурак, это такой человек, что для вас, скотов, заготовляет амуницию и другие вещи и принимает. Понимаешь теперь?»

Денщик: «Понял-с».

Майор: «Пошёл – да смотри не проспать!».

С этим майором я впоследствии познакомился, он был замечателен [тем], что будучи женат, он более двадцати лет своей жены не видал и имел сына в 20 лет, которого совсем не знал. Это произошло следующим образом. В 1813 году он определился в войска и отправился в поход за границу, оставив жену в Волынской губернии. Совершив все кампании 13 и 14-го годов, он вслед за тем попал в корпус Воронцова, потом оставался во Франции до 19-го года, затем эти войска были перевезены морем в Петербург, и часть их назначена была в Новгородское Военное поселение вместе с майором, где он пробыл несколько лет без права получить отпуск, оттуда переведён был на Кавказ в Обшеронский [30] полк будучи постоянно отдалён от семейства более 2000 вёрст, на что не имел средства ни сам съездить в Волынскую губернию, ни привести жену к себе. Состарившись, удручённый болезнями, он уже отчаивался когда-либо видеть своё семейство. Я об этом доложил начальнику, и майора перевели в Волынскую губернию.

В конце этого года прибыло в Тифлис афганское посольство, состоявшее из одного пожилого Гасан-Хана и другого, более молодого. Меня к ним командировали для занятий, но так как я по-персидски не говорил, то дали мне переводчика из армян. Скоро я заметил, что разговоры наши шли не так, как я хотел, но так, как угодно было переводчику, а потому я предложил молодому посланнику учиться у меня по-русски, а я у него по-персидски. Первые уроки производились с помощью переводчика, который моих намерений не понял и рад был нас оставить одних. Дело шло так успешно, что через месяц мы друг друга достаточно понимали, чтобы вести обыкновенный разговор. Странно, что персиянин никак не мог выговорить слово «что», всё произносил «што». Узнав от него всё, что нужно было о странах, откуда они приехали, я составил записку и карту, которую вручил борону Розену, при отъезде его в Петербург. Беседы эти продолжались в течение трёх месяцев, и уже делались все приготовления к отвозу их в Петербург, как узнал [я] от младшего посланника, что подарки, назначенные Государю Императору, были промотаны дорогою Хасаном. Это обстоятельство навело сомнения на самое посольство, которое не приняли, и так называемых послов воротили за границу в Персию.

Накануне Нового года вечером по здешним обычаям грузины поют, играют на гуслях и стреляют из ружей и пистолетов. Один только день в году, когда это им позволяется. Таким образом, встречают они Новый год. Деревья без листьев и первый снег показался 21-го декабря, а 18-го при чрезвычайно резком ветре было 11 °С холода, что без шубы было весьма чувствительно.

Кроме балов у корпусного командира ещё бывали музыкальные вечера, на которых преимущественно играли на фортепиано дочери барона, будучи аккомпанированы имевшимся в Тифлисе военным оркестром. В зале, в котором давались эти концерты, были поставлены стулья вдоль передовой стены насупротив входа и, кроме того, ряда два или три посередине зала тылом к входу. На первых садилась баронесса со своими дочерьми и дамы, на других – кавалеры. За последними стояли два или три арапенка для прислуги, если понадобится, а за ними стоял дворецкий, наблюдавший за должным порядком. Баронесса была чрезвычайно взыскательна и тот час замечала или даже пальцем грозила, если кто-либо осмеливался во время музыки разговаривать. Дворецкий, со своей стороны, не отводил глаз от баронессы, чтобы не упустить малейшего её знака или приказания. Однажды случилось, что одно из задних кресел занимал весьма почтенный полковник, с огромной лысиной, арапенок, за ним стоявший, долго любовался этой сияющей головой и, тихонько приблизившись к стулу, стал слегка сперва барабанить по воротнику мундира, а потом перешёл и на лысину. Полковник был в величайшем затруднении, он сидел как раз против баронессы, и потому не смел повернуться, дабы шумом не помешать музыке. Арапенок продолжал свой концерт на голове половника, вскоре, однако, дворецкий это заметил, и, подкравшись к арапенку, дал ему такой толчок, что дерзкий барабанщик отскочил на несколько шагов; это произвело общий шум в зале, но никто не смел смеяться, так велика была субординация, введённая баронессой. Эти арапы были куплены бароном Розеном в Константинополе и прибыли в Тифлис ещё полудикими. Они бросались на всё, что их глазам представлялось, и дворецкому было поручено их цивилизировать, и для этого он употреблял [пряники и] кулак. Когда фрукты и орехи стали поспевать в саду, арапы бесцеремонно влезали на деревья, срывали их и съедали. Семейство Розена, увидев это, приказало им слезть с деревьев, но вместо того, чтобы исполнить приказание, они с хохотом [стали] швыркать орехами в своих господ, которых заставили бежать из сада. Надобно было позвать дворецкого, чтобы укротить африканцев и отучить их от обычаев обезьян.

К Новому году в горах Кавказа выпал глубокий снег, и метель прекратила всякое сообщение, так что ни один из живущих при Грузинской дороге осетин не брался проложить по снегу пути, и наш барон [Розен] должен был приостановить свою поездку в Петербург. Между тем в Тифлисе [не] было 8 дней санной дороги, и эта зима считалась необыкновенно суровою. Здешняя знать вытащила свои сани и устроила загородную прогулку, которая кончилась тем, что дамы и кавалеры возвратились пешком по грязи домой.

Солнце взяло опять своё, и зима кончилась. После долгих хлопот мне дали наконец казённую квартиру на горе, вершина которой покрыта развалинами древней крепости. Дома там построены амфитеатрально и имеют плоские крыши в виде террас, так, что крыша моего соседа внизу составляет мой балкон или террасу, на которую из моей квартиры ведёт дверь. Вид превосходный, весь город как на ладони, и когда бывает тень, там сидеть очень приятно. Тут грузинки в праздник пляшут под гусли с металлическими струнами и бубны, или какой-нибудь пылкий юноша воспевает свою Дульцинею. В жаркие летние ночи жильцы обыкновенно спят на этих террасах. Недалеко от моей квартиры находится грузинская церковь, куда часто идут мимо моих окон грузинки, закрытые чадрой, то есть белым миткалевым покрывалом. Сквозь чадру видны яркие чёрные глаза и замечательно длинные носы. Грузинки вообще красивы в первой молодости, лет до семнадцати, а [потом] получают грубые черты.

Многие из знатных носят европейскую одежду, но без вкуса, и заметно, что они не в своей тарелке. Многие болтают по-французски, танцуют кадрили и мазурки, все они княжны и княгини, но не европейки. В Тифлисе завелся даже и театр, сперва пантомимный, а потом и актерный. Что это такое, можно представить из того, что зрители там курят преспокойно трубки и иногда пускаются в разговоры с актерами на сцене.

В начале весны возвратилась [ко] мне опять, полученная мною в Дагестане, лихорадка. Эта болезнь по всему Закавказью очень обыкновенна. Там есть места, где даже собаки и куры её получают и туземцы имеют каждый год. Легче всего простужаешься во время жары в июле и августе месяцах. Доктора мне советовали попробовать Ахальцыхские воды, куда я надеялся отправиться в будущее лето. [32] Между тем, вернулся из Петербурга барон [Розен], он остался моей запиской об Афганистане весьма доволен. Он её показывал Министру и докладывал Государю Императору, получив согласие на дальнейшее развитие этого дела, и для того имел в виду отправить меня на восток. Лихорадка моя помешала исполнению этого, и для поправления моего здоровья я отправился к Ахальцихским минеральным водам. Расстояние было около 200 вёрст. Дорога пролегает долиною Куры, представляя за городом Гори, особенно на Сурамских высотах, весьма живописные картины. Приближаясь к Ахальциху, местность делается всё более скалистою. Сам город построен на нескольких высотах и частью обнесён крепостным валом древней конструкции, и положение это мне кажется одним из самых сильнейших за Кавказом. Строение города похоже на туземные строения в Тифлисе и больших замечательностей не представляет. В окрестных садах разводят много фруктов, особенно отличны яблоки и груши огромной величины. Воды лежат ещё около 20 вёрст в сторону при реке Абас-Туман. В котловине, окружённой высокими базальтовыми горами, покрытыми высоким сосновым лесом, местность довольно дикая, и журчание ручейка придаёт пребыванию что-то грустное. Моя квартира прилегала совсем близко к этому ручью, и, несмотря на июнь месяц, была так свежа, что ночью надобно было покрываться хорошим одеялом. Воды состоят из нескольких источников, из которых самый горячий имел до +40° по Реомюру. В некотором отдалении от этого места находится бассейн менее горячих вод, обустроенный в виде каменных бань весьма древней конструкции. Этими водами пользуются только туземцы, которые приезжают или прикочевывают сюда целыми семействами и купаются все вдруг в бассейне. Водят туда даже больных лошадей и рогатый скот. Жены, дети – всё лезет в бассейн, сидя там почти целый день. По истечении 3 дней лечение кончено, и они уезжают. Я этому примеру не последовал и пробыл целый месяц, принимая регулярно ванны, которые мне принесли пользу. Отсюда [я перебрался] для укрепления на Уравельские железно-кислые воды, состоящие в 30 верстах от Ахальцыха, местность здесь была гораздо ниже, покрыта густым лесом, а потому гораздо теплее. Устройство вод было ещё весьма недостаточно, и простой сруб обозначал ключ, где находится эта целебная вода. Она была очень холодна, так что, взяв из неё ванну, я простудился, и лихорадка возвратилась. Продолжать лечение невозможно было, и [так] как другого способа проезда не было, как [только] верхом, то я должен был 30 вёрст проехать до Ахальцыха. Ноги мои от дороги затекли, и всё тело окостенело. В Ахальцыхе меня едва сняли с лошади, и войдя к знакомому, у которого останавливался, [я] спросил стакан вина и с тем ничего более не помню.

Конец ознакомительного фрагмента.