Шрифт:
В то время, когда в своем марше-маневре II корпус, огибая озеро Мауэр с севера, направлял часть своих сил на юго-запад с целью отрезать крепость Лётцен с запада, генералу Ренненкампфу пришла блестящая мысль послать в крепость парламентера и потребовать от коменданта сдачи ее, с угрозой в случае отказа не оставить камня на камне.
В роли парламентера, с пакетом командующего армией, должен был явиться командир батальона 170-го пехотного полка полковник Булюбаш, в сопровождении переводчика своего же батальона штабс-капитана Грюнберга [158] и, как полагается, с трубачом при белом флаге. С первыми лучами восходящего солнца группа эта в назначенный день тронулась к крепости. Сторожевое охранение немцев спросонья, увидев группу верховых русских и не сообразив, в чем дело, открыло по ним огонь, свалив ранеными полковника Булюбаша и штабс-капитана Грюнберга, забрали их и вместе с трубачом доставили в крепость. Извещенный об этом комендант тотчас же приказал их отнести в крепостной госпиталь, явился туда сам и, получив от полковника Булюбаша пакет и узнав об обстоятельствах их ранения, очень извинялся и, удаляясь, поручил докторам и сестрам милосердия проявить особую о раненых заботливость.
158
Автор ошибается: Г. Э. Грюнберг был произведен в штабс-капитаны только в феврале 1915 года, а в описываемый период носил звание поручика.
Эта бутафория, имевшая последствием своим тяжелое ранение полковника Булюбаша и окалечение на всю жизнь штабс-капитана Грюнберга, дала повод коменданту немецкой крепости, вместе с извинениями, послать генерал-адъютанту Ренненкампфу полный рыцарского благородства ответ и указать на бессмысленность сделанного ему предложения и угроз [159] .
После продолжительного лечения, при внимательном отношении врачей и прекрасном уходе, полковник Булюбаш и Грюнберг были через Балтийское море возвращены в Россию [160] , с извинениями германского правительства за их ранение.
159
Имеется в виду ответ коменданта крепости Бойен в Лётцене полковника Буссе, который, в частности, просил передать: «Для меня и моего храброго гарнизона… подобное предложение в высшей степени оскорбительно. Крепость Бойен можно взять лишь когда она превратится в руины».
160
Офицеры были возвращены в Россию в сентябре 1914 года.
Для характеристики генерал-адъютанта Ренненкампфа должен вспомнить еще и о том приказе по 1-й армии, который получили перед самой посадкой в поезд. Дело заключается в следующем: по прибытии нашем из Восточной Пруссии в Мариамполь генерал Ренненкампф, минуя штаб фронта и Ставку Верховного главнокомандующего, донес государю императору о том, что геройски сражавшаяся вверенная ему 1-я армия отошла к Неману в полном составе частей. Государь император, всемилостивейшее поблагодарив, наградил его орденом Святого Владимира первой степени с мечами [161] .
161
Автор явно не обладает материалом, а пытается фантазировать, опираясь, видимо, на какие-то слухи. Как следует из послужного списка генерала П. К. фон Ренненкампфа от 6 декабря 1915 года (см.: Ренненкампф фон В. Н. Воспоминания. М., 2013. С. 256–293), последним награждением был орден Святого Владимира 2-й степени с мечами, и награждение состоялось не по окончании операции, а значительно раньше – 16 августа 1914 года: это было первое награждение в Первую мировую войну. На самом деле Ренненкампф доложил непосредственно Верховному главнокомандующему о том, что «все корпуса вышли из боя», но что великий князь Николай Николаевич ответил: «От всего любящего вас сердца благодарю за радостную весть. Поблагодарите геройскую 1-ю армию за ее труды. В дальнейшем при вашей энергии и помощи Божьей уверен».
А между тем штаб Северо-Западного фронта, донося Верховному главнокомандующему об отходе 1-й армии к Неману, указал, что потери армии громадны, особенно во II корпусе. На это противоречие и несоответствие донесения генерала Ренненкампфа с действительностью Верховный главнокомандующий обратил внимание и поставил генералу Ренненкампфу на вид. А тот, чтобы оправдать себя, отдает приказ по 1-й армии, в котором объявляет выговор: командиру XX армейского корпуса генералу от инфантерии Смирнову, командовавшему II армейским корпусом генерал-лейтенанту Слюсаренко за то, что они своевременно не доносили в штаб армии о потерях, а начальнику штаба II корпуса генерал-майору фон Колену – еще и за то, что он не доносил подробно в штаб армии о боевых действиях войск корпуса… и «тем более что вся тяжесть боя легла главным образом на II корпус!».
Кто был на войне и участвовал в таких боях, какие разыгрались у нас 26, 27, 28 и 29 августа, и кто претерпел после того такой беспорядочный отход, какой был в 1-й армии, тот отлично знает, что ни о каком подсчете своих потерь не могло быть и речи. А, кроме того, если бы мы и имели эти данные о потерях, доносить было некому, так как 29 августа, бросив фронт, командующий 1-й армией уехал в крепость Ковна и связи с его штабом у нас не было.
С удовольствием садился в вагон и уезжал на Варшавский фронт и из-под власти генерал-адъютанта Ренненкампфа… Но от судьбы своей не уйдешь, это будет видно из воспоминаний моих об участии 43-й пехотной дивизии во втором для нас акте мировой войны.
Глава 2. Варшавская и Брезинская операции (октябрь – ноябрь 1914) [162]
После того как 8-я немецкая армия в середине сентября 1914 года была отброшена русскими войсками от Немана к Мазурским озерам, II и IV армейские корпуса, входившие в состав этой армии [163] , приказано было выделить и перебросить по железной дороге к Варшаве, где в это время 9-я немецкая армия напрягала все усилия к тому, чтобы захватить ее. Несколько дней переезда по железной дороге были для нас полным отдыхом, когда не хотелось думать ни обо всем пережитом нами, ни о том, что ожидает нас впереди. Мы ели, пили и, убаюкиваемые на мягких диванах вагона первого класса, сладко спали целые дни. Где и когда нас высадят, нам не было известно. Предполагали, что в самой Варшаве. Однако нашим предположениям не суждено было сбыться: с Варшавской железной дороги нас повернули на юг, на Ново-Минск и 22–24 сентября начали высаживать на станции Пилява Ивангород-Варшавской железной дороги невдалеке от Гарволина. Станция эта еще в мирное время оборудована была для этой цели, имея достаточное число путей и разветвлений, но совершенно недостаточное число и притом жалких разгрузочных платформ. За порядком разгрузки наблюдал особый офицер Генерального штаба [164] . Около станции, кроме нескольких крестьянских лачужек, никаких жилищ не было; приходилось располагаться либо в палатках, либо под открытым небом.
162
Оригинальное название очерка: «Участие 43-й пехотной дивизии и II армейского корпуса в операциях за Варшавой и Брезинской в октябре и ноябре 1914 года». В конце рукописи он подписан: «В. Слюсаренко» – и датирован: «4 апреля 1924 года Ковачица (Банат)».
163
Так в тексте. Автор, видимо, сам запутался. Если в данном случае имеются в виду германские корпуса, то они прибыли с Западного фронта на Восток несколько позже и в состав 8-й армии формально не входили, хотя первоначально для нее и предназначались. С другой стороны, он, возможно, имеет в виду и русские армейские корпуса с теми же номерами, которые также действовали в этом районе.
164
Вопросами организации передвижения войск занимались отделы военных сообщений, которые были укомплектованы офицерами Генерального штаба.
II армейскому корпусу приказано было войти в состав 5-й армии под команду генерала Плеве (начальник штаба генерал-лейтенант Миллер) и оборонять реку Вислу на участке от впадения в нее реки Пилицы до Гура-Кальварии, а на 43-ю пехотную дивизию, которой командовал я, – левую половину этого участка.
25 сентября в один переход мы добрались до реки и заняли передовыми частями ряд деревушек по правому ее берегу, имея дальше в глубину наши главные силы.
Весь правый берег реки Вислы представляет из себя плоскую низменность, покрытую тощими лесами и кустарниками, местами болотистую и песчаную. Обработанной земли мало. Деревушки небольшие с жалкими постройками. Дороги и мосты на них в отвратительном состоянии. Левый берег значительно приподнят и на всем своем протяжении командует над правым, скрывая в то же время от наших взоров всю местность к западу от реки. От Гура-Кальварии до реки Пилицы по нему вдоль самой реки пролегает шоссе.
Штаб дивизии расположился в господском дворе Снядков, принадлежавшем местному пану; как и все потом встречаемые нами в Польше помещичьи усадьбы, он был в два этажа, внизу парадные апартаменты со всевозможными затеями, разрисованными потолками и стенками, а наверху небольшие жилые комнаты по обе стороны коридора. Около усадьбы большие, еще не обмолоченные скирды хлеба и скотный двор – ведется молочное хозяйство. Пан, по-видимому, радушно нас принял, разместил в верхнем этаже (нижний не был отапливаем, на дворе стало уже холодно).