Тем не менее, чтобы справляться с этой задачей эффективно, недостаточно было просто собирать данные. Собранную информацию следовало категоризировать и сделать доступной в стандартизированной форме, поскольку без этого сравнение и накопление данных было невозможно. Задолго до эры глобального потепления и создания сложных международных финансовых инструментов сравнение данных, полученных из разных стран с разным устройством, требовало предварительных договоренностей о том, в каком виде эти данные должны быть представлены и как классифицировать события и объекты. Иными словами, требовались международные действия по кодификации и стандартизации. Кодификация – еще один термин, предложенный Бентамом, – стала общей задачей для представителей множества профессий, предпринявших в середине XIX в. значительные усилия для оценки, обобщения и категоризации событий, предметов и институтов.

Благодаря этому по всему миру формировались новые научные сообщества, складывались новые профессиональные институты, сосредоточенные в первую очередь на задаче формирования органа власти для соблюдения согласованных общих стандартов измерений и оценок. В те времена устанавливать стандарты было легче. Золотым стандартом считался идеал монетарного интернационализма, а «стандарт цивилизации», как говорилось раньше, давал образец для территориального разграничения народов мира в зависимости от их «пригодности» для применения международных законов. Однако реальное приложение стандартов было менее красивым и более технологичным. Организованная принцем Альбертом в 1851 г. Международная выставка привлекла внимание к развитию точной инженерии, в результате чего Британская ассоциация в поддержку искусства, торговли и промышленности предложила «принять единую систему [мер] для всего мира». Одновременно статистики старались достичь международного соглашения по медицинской номенклатуре, чтобы облегчить сопоставление данных по смертности, поступающих из разных стран [116] .

Благодаря изобретению телеграфа международная связь стала еще одной ареной для сотрудничества. Международный телеграфный союз (ITU) – первый в мире общественный интернациональный орган – был создан в 1865 г. для преодоления задержек, вызванных необходимостью распечатывать телеграфные сообщения по одну сторону границы и вручную передавать их другой стороне. Члены союза обязывались принимать все международные сообщения, связать свои системы в общую сеть, стандартизировать цены на отправку телеграмм и использовать союз как клиринговую палату для своих счетов. Когда сообщение значительно выросло, а цены упали, союз стали приводить в качестве примера международного сотрудничества. Никого не заставляли в него вступать. Тем не менее преимущества членства или, как в случае с Британией и Америкой, соблюдения стандартов союза говорили сами за себя. Похожим образом в 1874 г. сформировался Всемирный почтовый союз, который через десятилетие стали называть зачатком будущего мирового правительства [117] .

Еще более всеохватывающим стало движение за унификацию мер и весов. В 1875 г. в Париже прошла Международная конференция по мерам и весам, после чего широко распространилась французская метрическая система. Британские инженеры, обеспокоенные стандартизацией размеров винтов и гаек, заложили основы современной Международной организации по стандартизации, пожалуй, самой влиятельной частной организации в нынешнем мире, оказывающей огромное и преимущественно невидимое влияние на большинство аспектов нашей жизни. Стремление стандартизировать измерение времени (задача, которую значительно облегчало возникновение радиотелеграфии) привело через четыре десятилетия, несмотря на сопротивление, в частности, представителей метеорологии, к учреждению постоянного Международного бюро времени в Париже. Доверие к экспертам с их способностью договориться, несмотря на границы между странами, простиралось не только на область техники; оно касалось также вопросов социальной и экономической политики. Политика применения наказаний, к которой Бентам проявлял большой интерес, входила в число сфер для социальных реформ, где активно действовали сторонники стандартизации; еще одной такой сферой являлось здравоохранение [118] .

Результаты не заставили себя долго ждать: произошел мощный всплеск различных съездов, конференций и международного сотрудничества в целом. Пророчество Сен-Симона о власти ассоциаций посредством технологий воплощалось в жизнь; комментаторы на пороге Первой мировой войны расценивали такое развитие как «огромный шаг» к «всеобщей организации мира». В 1913 г. была написана первая диссертация по интернационализму: в ней говорилось о «современном общественном феномене» предыдущей половины века, проявлявшемся преимущественно через «международные дипломатические конференции, неофициальные съезды, ассоциации, бюро и другие организации». Хотя через столетие после Венского конгресса число государств, входивших в международную систему, всего лишь удвоилось, количество международных организаций от единиц выросло почти до 50, и большинство из них было основано после 1875 г. По меньшей мере 17 имели постоянную штаб-квартиру и официальных сотрудников [119] . Они помогали управлять системами железнодорожных и речных перевозок, занимались стандартизацией прав на собственность и единиц измерения, унифицировали политики здравоохранения в разных странах. Неофициальных международных организаций формировалось еще больше; если в начале 1870-х гг. их было около 25, то теперь они появлялись с такой скоростью, что к началу XX в. специалисты насчитывали более 600, причем половина – основанные за последние несколько лет.

Таким образом, в конце XIX в. в международной жизни возникла совершенно новая разновидность институционального присутствия. Как ни удивительно, европейские монархи оказывали покровительство многим подобным организациям, стремясь заявить о своей современности и дальновидности. Принц Альберт и император Луи-Наполеон были в числе первых, однако за ними последовало множество других. Современная Продовольственная и сельскохозяйственная организация, например, не сложилась бы без покровительства короля Италии, оказанного ее предшественнику, Международному институту сельского хозяйства – органу, задачей которого, по словам итальянского финансового и политического эксперта Луиджи Луццатти, было «решение проблем, возможное только при объединении научного знания с законодательной властью». Для Луццатти, позднее премьер-министра Италии, благотворное влияние такого института не знало границ: он мог улучшить положение большинства жителей земли, трудившихся в сельском хозяйстве, остановить распространение социализма и защитить миллионы людей, вынужденных мигрировать по планете. Самое главное, он мог инициировать создание новых международных организаций. «Какую восхитительную сеть новых институтов породит он в двадцатом веке!» – в восторженном предвкушении восклицал Луццатти [120] .

Логической кульминацией описанного выше процесса стало создание в 1907 г. Центрального управления международных организаций, основанного небольшой группой бельгийских интернационалистов. Образованное в качестве будущей «организации организаций», Центральное управление должно было стать центром быстро формирующейся всемирной системы формализованного научного и межправительственного сотрудничества. Предназначенное одновременно для сбора данных и пропаганды мира, оно было детищем одного из наиболее выдающихся деятелей интернационализма конца XIX в. – Поля Отле, основателя современной информатики и выдающегося библиографа, предшественника нынешних гениев Силиконовой долины [121] .

Отле родился в 1868 г. в Бельгии, в обеспеченной семье: его отец заработал состояние, продавая по всему миру трамвайные вагоны, так что Отле мог считаться потомком новой международной промышленной буржуазии середины XIX в. и одновременно европейской дипломатии. По определенным причинам крошечная Бельгия дала плодородную почву для научного интернационализма. Страна, разделенная между теми, кто говорил на французском и фламандском языках, самим своим существованием подтверждала оправданность оптимистических прогнозов в сфере европейского национализма. Созданная в 1830 г. Европейским Концертом, с его характерным оптимизмом в отношении опасностей лингвистического сепаратизма, она никогда не принимала свое единство как данность. Вот почему в Бельгии естественным образом сформировалась благодатная среда для международных инициатив, которую поддерживал и одобрял король Леопольд II. До того он снискал печальную славу своим устрашающим неофеодальным экспериментом на колониальных территориях, оставшимся в истории под названием Свободная Республика Конго. Это была большая территория в центре Африки, которую дипломаты в Берлине передали под управление Леопольда, когда Отле еще не было и 20 лет. После катастрофических ошибок в управлении и массовых казней конголезцев (число жертв Свободного государства за короткий период его прискорбного существования достигло ужасающих цифр в несколько миллионов), Бельгийское государство в 1908 г. изъяло у него эти земли. После этого Леопольд обратился к другим, более достойным, хотя и менее доходным международным проектам. Остро нуждаясь в положительной оценке, он вместе с бельгийским правительством приложил все усилия к тому, чтобы превратить Брюссель в международную штаб-квартиру интернационализма. К 1910 г. город стал основным центром международных мероприятий, превзойдя Париж и вдвое – Лондон; Берлин – с учетом прусского неодобрительного отношения к интернационализму – принял не более десяти [122] .