Шатен часто-часто заморгал, силясь прогнать слезы, но не преуспел в этом. Хрустальные капельки потекли по щеке и носу, впитываясь в хлопок наволочки. Тсуна поджал ноги и обнял себя руками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Он злился. Злился на себя за слабость, за трусость. Но в то же время ему было больно от собственных слов, сказанных отцу. Он всем сердцем отчаянно желал, чтобы тот вернулся. Пусть даже и увидел бы сына в столь жалком состоянии, но был бы рядом. Быть может, даже утешил, помог.

Но шли минуты, а дверь по-прежнему была заперта. И не на ключ, как обычно это делал Тсуна, она была просто прикрыта. Но даже так она казалось непреодолимым препятствием, гигантской стеной, которую, казалось, невозможно было как-то обойти. Тишина комнаты давила на Тсуну, заставляла его сильнее прижимать к груди колени от неясного страха и мечтать о наступлении утра. Ему казалось, что с восходом солнца, исчезнет хотя бы часть проблем и страхов, и он сможет вздохнуть спокойнее.

Словно в насмешку, циферблат часов слишком медленно отсчитывал минуты, будто желая продлить мучения Тсуны. Слезы уже высохли, неприятно стянув кожу и оставив сырость на подушке. Однако плечи парня по-прежнему дрожали, а пальцы сжимались в кулаки. Тсуна утомленно прикрыл воспаленные глаза и попытался расслабиться — ничего не вышло. Страхи заполонили его разум, а уставшее сознание просто не находило в себе сил бороться с ними. Оно будто погрязло в какой-то липкой жиже, что спутывало мысли и лишало сопротивления.

Однако спустя некоторое время Тсуне все же удалось забыться темным, сумбурный, лишенный всякого смыла и логики сном. Не было нечего удивительного в том, что проснулся парень в совершенно разбитом состоянии. Тело неприятно ломило из-за неудобной позы, в глаза будто песок насыпали. Он постоянно зевал и то и дело тер руками лицо, в попытках взбодриться.

Тсуна неторопливо подошел к окну, через которое со двора доносились какие-то крики. Кажется, это был Ламбо. Хотя шатен различал и тоненький голосок И-пин. Парень недоуменно приподнял бровь, отмечая, что дети расшумелись гораздо сильнее, чем обычно. Только Тсуна задумался о причине веселья, как вдруг Ламбо показался на уровне его окна, смеясь и крича. Буквально подпрыгнув к окну, шатен опустил взгляд вниз и с немалым удивлением и беспокойством посмотрел на игру Иемитсу с детьми.

Отец слишком высоко подкидывал Ламбо в воздух, отчего тот визжал от восторга. Оба явно не осознавали опасности сего действия. Тсуна обеспокоенно смотрел то на отца, то на «теленка», надеясь, что ничего страшного не случится, но… В очередной раз подкинув ребенка на высоту второго этажа, Иемитсу отвлекся на И-пин и не сумел вовремя поймать мальчика. Тсуна со скоростью, которой позавидовал бы любой профессиональный атлет, выбежал из своей комнаты и, даже не споткнувшись на лестнице, подскочил к Ламбо.

— Сильно ушибся? Где болит? — с тревогой осматривая ребенка на наличие травм, спросил Тсуна. Рядом присел на корточки отец и, глуповато улыбаясь, просил прощения за свою невнимательность. Ламбо пару секунд смотрел на так вовремя появившегося шатена и широко улыбнулся.

— Все нормально, Тсуна! Нья-ха-ха! — задорно рассмеялся мальчик под облегченный вздох шатена.

— Ну раз все в порядке, тогда пойди поиграй с И-пин, — взлохматив пышную шевелюру Ламбо, мягко улыбнулся Тсуна. «Теленок» кивнул и подбежал к китаянке, тут же начав что-то увлеченно ей рассказывать. Через минуту дети убежали в другой конец сада, весело крича о чем-то.

Тсуна проследил за ними взглядом и хотел было обернуться к Иемитсу, но застыл изваянием, чувствуя, как между его лопаток образовывается дыра. Не было никаких сомнений в том, кому принадлежал этот яростный взгляд. Чуть заметно поежившись, шатен посмотрел на довольно улыбающегося отца. Мужчина, заметив внимание к своей персоне, засмеялся:

— Ну, что Тсуна? Как школа? — Иемитсу глуповато поглядел на сына, который оставил слова родителя без внимания. — Ха-ха, развее математика не веселый предмет? — не дожидаясь ответа на предыдущие вопросы, продолжил Иемитсу.

Он будто бы не замечал, как напряжен сын. Насколько бледно его лицо и плотно сжаты губы. Если бы Иемитсу обратил чуть большее внимание на Тсуну, то заметил бы, как тот напуган. Парня буквально парализовало, он не мог и шага сделать из-за тяжелого, не сулившего ему ничего хорошего взгляда. Тсуна хотел вернуться в комнату, но не мог, пытался что-то ответить отцу, но в голове была пустота. Он в отчаянии сжал кулаки, решительно не зная, что делать.

— Смотри-смотри, Тсуна! Пока я жил заграницей, я делал себе разные пометки, о чем бы я хотел тебе рассказать! — Иемитсу достал откуда-то блокнот и принялся неторопливо пролистывать его.

У Тсуны защемило в сердце: отец думал о нем! Он хотел поделиться с ним впечатлениями, рассказать о чем-то интересном, и этого было настолько много, что в блокнотике не хватило страниц для записи всего, поэтому, то тут, то там торчали уголочки вкладышей, сплошь исписанные каллиграфическим почерком. Кто бы мог подумать, что этот безалаберный мужчина умеет так красиво писать? Хотя, с учетом его работы, это не так уж и удивительно. Все же заместителю руководителя крупной, пусть и мафиозной, организации не пристало писать, как курица лапой.