Он говорил это с такой уверенностью, что на секунду я и сама в это поверила. Но глаза выдавали куратора. В них было столько печали и тревоги, что я не сомневалась: Венеру я больше никогда не увижу...

Медленно поднявшись с дивана с пустым взглядом, я, пошатнувшись, отправилась в свою комнату.

— Даша, — поднялся с дивана куратор, останавливая меня, — тебе не стоит винить себя. Это не ты разбила зеркало, не твои силы.

Осознание действительности озарило мою голову. Это существо, зовущее себя Тэнебрисом уничтожило Венеру — самого дорогого и близкого моему сердцу человека.

Сжав руки в кулак, я вышла из кабинета, быстрыми шагами направляясь в свою комнату.

— Только, пожалуйста, Даша, не ходи много, тебе нельзя! — крикнул мне вслед Эрнест, не пытаясь боле меня остановить. Он понимал меня, мои чувства, поэтому дал уйти.

Сил идти до комнаты не было. Каждый шаг тупой болью отдавался по всему телу. С каждым шагом идти становилось труднее. Силы, казалось, покидали меня. Но я должна, нет, обязана дойти до комнаты. Бегом, медленным шагом или ползком, подтягивая тело руками, но я дойду!

Забежав в комнату, я рванула к осколкам зеркала. Нет. Нет, нет, нет! Сделать еще что-то можно. Еще не поздно!

Опустившись на корточки, я осторожно взяла один большой осколок дрожащими руками. Видела только свое отражение. Нет больше того миловидного лица веселой девушки, которое поднимало настроение и грело душу. Я будто бы общалась с настоящей подругой, хотя была мне даже больше, чем подруга. Она была так близка мне, как бабушка. В носу вновь неприятно защипало. Одинокая слеза скатилась по моей щеке.

Ничего уже не вернуть. Все кончено. Тьма побеждает...

— Наивная девочка, — услышала я до боли знакомый голос, от которого сотня мурашек пробежалась по телу. Осколок зеркала выпал из моих дрожащих рук, поранив нежную кожу ладони.

— Убирайся, — прорычала я, прижимая ладонь, из которой сочилась алая жидкость, к груди.

— И кровь прольется... — задумчиво молвило оно отрывок какой-то фразы. — Жалко твоего хранителя... Недолго мучилась.

— Заткнись, — процедила сквозь зубы я, поднимаясь на ноги. Кровь кипела в жилах. Существо, убившее Венеру, стояло напротив меня, преспокойно улыбаясь. Ярость нарастала.

— Советую тебе, ведьмочка, посетить своего дорогого куратора прямо сейчас, — противно засмеялось оно и исчезло, прежде чем я кинула в него еще один осколок.

— Что ты собираешься с ним сделать?! — Кричала срывающимся голосом я, находясь в пустой комнате, тяжело дыша.

«Зайди к нему. Тебе понравится то, что ты увидишь», — раздавался раздражающий шепот в моей голове. Этот шепот никак не хотел покидать мою голову, сводя меня с ума, мучая.

Схватившись за голову обеими руками, я потрясла ею, крепко зажмурившись, издавая гортанный крик.

— Убирайся! Убирайся из моей головы, — кричала я, как душевнобольной человек. И шепот прекратился.

Не обращая внимания на головокружение, слабость в теле, жгучую боль в груди и раненую руку, я побежала в кабинет куратора. Нужно успеть. Я не могу потерять и его.

Добежав до двери, я распахнула ее, продолжая прижимать к груди руку с глубоким порезом, из которого, сбегая по ладони, капала на пол кровь.

Моему взору предстала удивительная картина. Тэнебрис не ошибся. Мне и правда «понравилось» то, что я увидела. Черноволосая юная ведьма прижимала куратора к стене, целуя его губы. Они прекратили свое занятие, когда ворвалась, словно вьюга, я.

— Даша... — пытался что-то сказать мне Эрнест, отойдя от наглой, явно темной ведьмы.

Я остановила его движением руки, мотая головой, не в силах произнести не слова. Он... Он всегда говорил мне, что у него не может быть отношений со студентками. Что же я сейчас видела? Он отталкивал меня, придумывая самую подлую отговорку, в которую я, наивная ведьма, поверила.

— У тебя кровь? Что ты сделала с собой? — Заметил мужчина мое состояние, подходя ко мне.

— Нет, — остановила его я, отходя к двери, — не смейте ко мне подходить!

Ярость в груди смешалась с болью и обидой. Этот удивительный коктейль разрывал сердце пополам. Наверное, оно уже разорвалось, только я еще не поняла этого. Смерть Венеры была первым ударом, словно лезвием, по сердцу. Второй удар в исполнении куратора сделал эту рану намного глубже. Та физическая боль от пореза осколком не могла стоять на ряду с болью моральной. Эта рана требует большего времени для восстановления, хотя иногда ее невозможно излечить, можно только замаскировать на время...