Шрифт:
— Лизачка, ну пожалуйста... Давай посмотрим...
— Это нельзя просто смотреть! — заметила та. — Если уж открывать, то тогда идти до конца.
— Неужели сеанс? — ужаснулась Лена.
— А почему бы и нет? — ответила вопросом на вопрос хозяйка дома.
— Так нам же нужна спиритическая доска... — начала выискивать причины для того, чтобы отказаться от этой идеи, Лена.
— А я отлично помню, как она выглядит, — спокойно заметила Лиза. — Любой может нарисовать...
— Девочки, а давайте действительно попробуем, — окончательно развеяла сомнения Вера. — Пока еще не ночь на дворе... Вот и стол у вас круглый, как раз такой и нужен...
Вскоре подруги сидели за дубовым столом, посреди которого лежала наспех нарисованная Лизой «спиритическая доска»: в центре листа ватмана для рисовального альбома — пентаграмма в круге, по правую сторону которой — слово «нет», по левую — «да», сверху и снизу пентаграммы — буквы алфавита, слева и справа — цифры и неизменные справа вверху «Вход» и слева внизу «Прощай». Посередине листа Лиза поставила перевернутое блюдце.
— Чей дух выберем? — полушепотом спросила она, вглядываясь в центр стола, словно пытаясь запомнить творение своих рук.
— Наполеона! — не раздумывая, предложила Лена.
— Да ладно, причем здесь Наполеон, лучше кого-то из наших, да чтобы не так далеко был захоронен, — поправила ее Лиза.
— Например, Мамин-Сибиряк, всего несколько месяцев назад похоронили на Волковском... — продолжила рассуждение Лена.
— У него с головой что-то не так было, вроде — кровоизлияние в мозг, — возразила Вера. — Надо того, у кого и разум в порядке, и характер геройский, а натура авантюристическая, да и чтобы смог легко выйти из могилы...
— Ну тогда... генерала Василия Колчака! — осенило Лену. — Три дня назад похоронили... Свеженький... А какой герой! Кстати, а о чем мы его спросим?
— Как о чем? — удивилась Лиза. — Конечно же, о замужестве, кому из нас в этом году суждено будет замуж выйти и за кого!
На том и порешили.
— Дух генерала Василия Ивановича Колчака, вызываем тебя... — начала зловещим шепотом Лиза. — Дай знать, когда придешь!
На столе ничего не происходило. Блюдечко не двигалось, как бы ни напрягались пальцы девушек.
— Ты слышишь нас, дух генерала Колчака? — не сдавалась Лиза. — Ответь, если пришел!
И блюдечко сделало слабое движение по часовой стрелке, показывая первую букву имени — «в», явно, Веры.
— Скажи нам, дух Колчака, — продолжала Лиза, — и кто же будет мужем нашей Верочки?
Блюдечко продолжало двигаться, притормаживая на буквах, однако, общее слово так трудно было прочитать.
— Покой... — шептала Лиза, но ее было так слышно! — Аз... веди... есть... И что же это получилось? Паве... Девочки, неужели Павел?
— Т-с-с! — начала ерзать на стуле Вера и в это время... Блюдечко поехало дальше, словно передумало и решило выдать другой вариант.
— Мыслете! — продолжала почти беззвучно шевелить губами Лиза. — И-и-и... твердо...рцы... ну же, давай, давай остановись на «аз»...
— Девочки! Так это — Митра! — тоже шепотом, но каким-то зловещим, произнесла Леночка Протасова. — И кто среди знакомых носит такое имя? Давай, признавайся!
— Не знаю! — честно ответила Вера. Это слово стояло перед глазами, словно ослепляя разум. Даже первая указка на вроде бы Павла ушла на задний план, настолько показалось шокирующим именно Митра!
— Как не знаешь? — переспросила Лиза. — Или нет такого?
— Почему же нет? Есть... И знаю одного, правда, он — Бог Солнца...
— И где он живет? — прозвучал вопрос Лизы.
— В иранской и ведийской мифологии... — задумчиво ответила Вера.
— А-а-а, — разочарованно произнесла Лена, явно намекая, что их подруга настолько одержима «персидскими мотивами», что даже за спиритическим столом мысленно крутит блюдце в свою сторону. — Ой, смотрите, девочки! А блюдце остановилось на слове «Прощай»! Что бы это значило?
— То и означает, — задумчиво произнесла Вера, — расставание навеки. Или на века...
Глава 4.
Идти на встречу с Кондратьевым Арбенину совсем не хотелось — тяжелый осадок на душе превращался в кристаллы соли, которые бередили старые раны девятьсот пятого года. Он был бы рад похоронить воспоминания, однако — не смог. Так и жил с ними, пряча под маской обремененного повседневными заботами человека, пока... опять не увидел эти с легким прищуром, пронзительные черные глаза Павла.