— Давайте поговорим честно. Я очень хочу, чтобы драконенок жил...

— Почему?

— Я его люблю... — просто ответила Юна. — Я думала, что вы будете гораздо лучшим воспитателем для него, чем я, но вы сказали, что он для вас — только предмет исследований. Для препарирования. Вы правда хотите его убить?

— Правда. За сегодня раз десять еле удержался.

— Что его ждет рядом с вами?

— Я не знаю.

— Как?

— Госпожа губернаторша даже не озаботилась сообщить мне ваше имя. Кто вы?

— Меня зовут Юна.

— И чьих же вы?

— Дочь башмачника Амвосия. — она произносила «башмачница» с княжеской гордостью даже перед баронами и графьями. Впервые в жизни ее голос дрогнул на этом слове.

Он слегка удивился:

— Башмачника? Надо же... Послушайте, Юна, если уж вы намерены говорить серьезно... Я вовсе не против, чтобы эта тварь жила, но в своем доме в столице поселить его не могу. И ухаживать за ним времени не имею. Если вы захотите стать его нянькой...

— Да, если это необходимо.

— Вы будете жить в моем поместье в сердце Леса. Да, этого самого Леса, окруженные им со всех сторон. Вас это не пугает?

— Лес? Конечно, нет.

— А как же проклятие вашей расы? Ваш век и так недолог, и вы готовы целиком посвятить его дракону?

Юна вздрогнула, как от удара. Она ни с кем, никогда не говорила о неизбежном, ненавидела намеки, жалость... Ненавидела еще и потому, что все принимали это как должное, никто и предположить не мог, что нужно же как-то бороться, даже против неизбежности... Даже этот, великий маг, сказал так, будто все уже решено. И Юна не удержалась, выговорила свою самую тайную, самую болезненную надежду:

— Не ваше дело, это моя жизнь! А Лес, мы с ним друзья! Он меня слышит, в последние годы я научилась с ним разговаривать... Чувствую биение его сердца, как текут соки по его жилам, как он расцветает и засыпает... Он меня принял, распахивает тропы, привел к дракону, верит мне... Я в его дикой чаще чувствую себя безопасней и уютней, чем среди людей! Я чувствую, как он наполняет меня силой... Меня даже птицы не боятся, садятся на руки, он повинуется моему голосу, отдает мне травы и грибы... Он меня любит, я чувствую. Если я с Лесом смогла договориться, то с бабочкой...

— Дура! — оборвал ее адмирал.

Юна, опомнившись, умолкла. Все-таки нельзя рассказывать настолько сокровенные мечты.

— И как давно вы так близки с Лесом?

— Года два... Раньше отец не разрешал мне туда ходить.

— Ваш отец, хоть и башмачник, но умнее вас. Вы хотя бы осознаете, что собственными руками отрезали кучу лет от своей из без того недолгой жизни?

— Почему?

Адмирал наклонился к Юне:

— А сны вам, зеленые такие, лесные, часто приходят? — прошипел.

— Сны, что я —тысячи деревьев и трав? Каждую ночь.

— А раньше — реже?

— Почти никогда. Так часто — последние несколько месяцев... — пожала плечами Юна. С перепугу, наверное, она отвечала правдиво и четко.

— Ну что ж, позвольте вас поздравить... — он отвернулся, прошелся по комнате.

— С чем?

— Проживите ваши последние дн... месяцы так, чтобы не пришлось потом жалеть.

— Спасибо, постараюсь.

— Что такое, по-вашему, Лес?

— Зеленая рябиновая сказка. Чудо. Жизнь... — не задумываясь, ответила Юна.

Василиск усмехнулся:

— Сказка... Из тех, которые любят сочинять прекраснодушные барды о временах, когда наш мир был юн, на всем материке царствовал прекрасный Лес, растения, звери и люди жили в мире и гармонии? О расе мавок, жившей на берегах рек и морей, не знавшей ни боли, ни грусти, ни старости? Так?

Наш мир — очень страшная сказка, милое дитя. Где-то там глубоко-глубоко в недрах земли спит гигантский паразит... сеть корней, в которую тянется вплестись каждая травинка, каждое деревце. Насекомые, птицы, звери

— рано или поздно все живое стало частью Леса, каждый обитатель материка нес дань — солнечным светом, кровью, радостью жизни... Когда-то все живое на материке было симбиотом Леса, потом пришли люди. Нет — прежде были драконы, дети бурь, вулканов и прочих стихийных бедствий, которых Лес инстинктивно боялся. А люди — гораздо-гораздо слабее, но они не желали становиться рабами Леса, наделенные проклятой свободной волей. Двуногих существ, которых удалось поймать, Лес подвергал страшнейшим пыткам. Экспериментировал. Только спустя пару столетий ему наконец удалось создать идеальный симбиоз человека с собой. Мавки... Вы действительно стали его любимейшими игрушками, самыми сообразительными, самыми сложными... И самыми малочисленными, увы. Рождались только девочки, для размножения требовались человеческие мужчины. Во времена Эгмерской Империи владыки династии Агмертанез щедро платили златом за добытые в Лесу диковинки, особенно же ценились мавки. Идеальные наложницы — нечеловечески красивые, покорные, тупые. Но странное дело — рожденные и выросшие среди людей девочки по умственному развитию ничем не отличались от сверстниц человеческой расы, а иногда и превосходили их.