— Ко мне!

Изумруд в головокружительном кульбите избежав адмираловой когтистой клешни, заполз Юне на шею. Девушка накрыла его руками. Колючая башка тыкалась в подбородок, щекотно шевелились крылья под ладонями.

Адмирал опустился на пол рядом с ними. Дракон немедленно высунулся из убежища, широко открыл пасть, выдохнул...

— Не смей!

Изумруд заглотнул уже вырвавшийся огонь, захлебнулся, закашлялся.

— Он не злой! — заторопилась уверить Юна. — Это он от испуга... Вы не знаете, как он умеет любить. Как он хочет научиться понимать вас... Поверьте, живого его вам будет гораздо интереснее изучать, чем мертвого...

— Он повинуется вашим приказам?! — оборвал адмирал Юнин прыгающий голос. Узкие щелочки его глаз слегка оквадратились.

— Он очень умный...

— Он проглотил огонь!

— И добрый. Видите, он совсем не хочет на вас нападать...

В доказательство Изумруд немедленно выдохнул адмиралу в лицо облако едкого дыма. Тот оскалился:

— Грр... он сжег на мне пиджак, за то, что я медленно нес ему мясо... гр-р... играл когтями по стеклу... гр-рр... порвал мне щеку!

— Не надо было его обижать!

— Заправил мясо моей кровью вместо соуса! Почему он вас слушается? У вас есть Сфера Пяти Стихий?

— А что это?

— В глаза мне смотри! Как ты им управляешь?! — адмирал вплотную приблизил лицо, узкие вертикальные зрачки обернулись пропастью, Юна уже почти упала в их тьму... когда вдруг, совершенно неожиданно для себя укусила василиска за нос.

Такое случалось. Например, когда Изумруд хотел есть, Юна вдруг тоже начинала подвывать от голода, кусать собственные руки и не сразу догадывалась, что голод-то не ее собственный...

Щеку обожгла пощечина.

— Простите... Я не хотела... Сама не знаю, что на меня нашло... — разжала зубы, забормотала перепуганно. — Он немножко слова понимает, и немножко мысли... слышит, но только если очень громко думать... Я научу вас... Он очень умный, он будет вас слушать... Пожалуйста...

Ар’Мхари взял обеми руками ее голову, погладил когтистым пальцем ушибленную щеку. Бывают вещи, которые пугают пленника сильнее, чем злость палача. Например, ласковость палача. Юна зажмурилась, крепче прижимая к себе драконыша.

— Вам сделали подарок на Новый Год, а вы хотите его препарировать! И бьете дарителя за подарок! Какой вы злой! — попыталась перейти на шутливый тон.

— Ненавижу праздники... — обронил адмирал.

— Это потому, что вы никогда не пытались создать праздник самостоятельно. Если бы вы что-то сделали, например что-то доброе для нищих... или красивое для бала... вы бы сразу начали ценить этот праздник и переживать, чтобы он удался... — Юна осеклась, осознав, что нравоучительный тон тут неуместен.

Ар’Мхари молчал.

— Оставьте дракона жить... Или верните его мне... — попросила она тихо.

— Подарки не возвращают.

«Если приказать дракону вышибить стекло и лететь в Лес?» — размышляла Юна. — «Удастся ли задержать адмирала, отвлечь хоть минут на пять?»

— Это самый ценный зверь в мире. И самый редкий. Я думала, что у вас хороший вкус... в отличии от представителей человеческой расы. Что вы единственный, кто оценит... Я ошиблась, простите... — все еще пытаясь найти нужные слова, задеть.

— Все имеет свою цену... — уронил ар'Мхари, поднимаясь.

— Какую цену?

— Раз вы так хорошо справляетесь с драконом, будете его нянькой. Воспитание тут нужно строгое, а я — человек занятой. Поселитесь в моем родовом замке... место очень живописное, между прочим. Безлюдное, правда, но в одиночестве вам скучать не придется. Любите ящериц, полюбите и змей... Когда выдрессируете эту тварь в достаточной мере, чтобы его можно было показать в приличном обществе, сможете быть свободны... Лет эдак через двадцать...

— Вы это серьезно?

— А вы бы согласились? — присел на корточки, заглянул в глаза.

— Если это сохранит ему жизнь, то да... — пробормотала Юна, думая про себя, что из замка вполне можно сбежать вместе с драконышем, не дожидаясь условленных двадцати лет.

— Удивительно. Как же, должно быть, дешева и скучна ваша собственная жизнь, если вы, не раздумывая, готовы поменять ее на жизнь какого-то брошенного щенка...

— Он не щенок, он очень умный. Умнее, чем любой человеческий детеныш в его возрасте, — угрюмо сказала Юна.