— Вечером прием, — добавила губернаторша требовательно, намекающе. — И вы должны будете с этим что-то сделать!

— С чем?

Укоризненный вздох.

— Сегодня вечером самое важное светское событие в нашем городе — мой прием! И на нем, разумеется, будет присутствовать наш гость, адмирал Алкадана!

— Но что же я могу с этим поделать? — изумилась Юна.

Губернаторша выпрямилась во весь свой небольшой рост:

— Мы не можем ударить в грязь лицом перед столь важным гостем! И... перед другими гостями... то есть, экхм... адмирал известен своим... крутым нравом и непредсказуемостью...

— Мерзким характером и любовью причинять людям боль, вы хотите сказать.

У губернаторши начал дергаться в нервном тике левый глаз.

— Я хочу, чтобы этот прием прошел безупречно! — отрезала она. — И ты за это в ответе!

— Но, позвольте, каким образом?

— Ну-ну, передо мною-то ты можешь не прикидываться. Мы обе знаем, что ты обладаешь необычайными способностями! — заявила губернаторша убежденно и подошла к двери, таким образом ставя на сказанном жирную точку — давая понять, что аудиенция закончена.

— Итак, до вечера!

Юне захотелось грязно выругаться ей вслед, теми словами, за которые отец бил по губам. «Необычайные способности!» Если уж госпожа Васкор вбила что-то себе в голову — переубедить ее невозможно. А относительно Юны губернаторше было угодно решить, что дочь башмачника умеет колдовать.

Хотя в глубине души, несмотря ни на что, Юна хранила искреннюю благодарность этой даме.

Отец всегда мечтал о сыне, чтобы передать ему тайны мастерства, да когда и вторая жена родила дочь, с горя начал учить Юну. Девочке скучно было папино грубое ремесло, отец шил неуклюжие, но добротные башмаки таким же, как и он ремесленникам и мелким купцам, изредка — праздничные туфельки небогатым мещаночкам, сколь ноские, столь же и некрасивые. Из остатков материи Юна пыталась сотворить что-то свое и однажды, спустя несколько месяцев работы гордо показала отцу туфельки — зеленые, как трава, на высоких тонких каблучках, на пряжке одной из них сидел изящный тряпичный кузнечик, на другой — вились деревянные веточки с розовыми бутонами. «Туфельки лесной феи» — назвала их Юна. Отец повздыхал, поцокал языком да и отнес в лавку с дорогими тканями по-соседству, куда порою заглядывали и знатные дамы. Через неделю в мастерскую отца пожаловала сама госпожа губернаторша с просьбой сделать такие же, только на размер меньше. Юна чем-то приглянулась госпоже Васкор — губернаторша говорила очень ласково, заплатила щедро и вскоре прислала еще один заказ.

Жена губернатора в их городке слыла законодательницей мод. Все дамы тут же захотели себе туфельки от того же мастера, к ним с отцом выстроилась очередь. «Такое же точно» Юна никогда не шила, каждая пара ее туфелек была непохожа на все остальные. Она даже придумывала каждой свое название, свою историю... Вот только одна беда — суеверная губернаторша зачем-то пустила слух, что туфельки-то непростые. Удачу приносят, еще что-то... Теперь у Юны хотели купить нечто большее, чем просто обувь. Молодые девушки, заливаясь румянцем, шептали ей на ушко имена кавалеров. Почтенные матроны жаловались на радикулит. Графиня Томана желала всегда выигрывать в карты. Юна много раз пыталась объяснить, что колдовать не умеет, но ей никто не верил. Люди всегда считали мавок ведьмами. Проклятая раса...

Горше всего было, когда к Юне пришла госпожа Далак с просьбой сшить туфельки для ее умирающей дочери. Юна ушла в Лес и бродила там до ночи. Вернулась с пригоршней каких-то ягод, вручила безутешной матери вместе с туфельками красный, неприятно пахнущий отвар. Девочка пошла на поправку. Кто знает, Лес ли спас дитя — Юна разговаривала с ним, просила, пока ее не вывело к кусту, усыпанному спелыми алыми ягодами. Когда варила вонючее зелье — вовсе не была уверена, что это лекарство, а не отрава, которая убьет ребенка еще быстрей и мучительней. Самые страшные несколько дней в жизни, не считая тех, в которые не стало мамы...

С отчаяния Юна скупала у знакомого торговца все книги по магии. К сожалению, настоящие маги хранят секреты волшебства, как драконы когда-то охраняли сокровища, и книги эти, по большей части, пишутся какими-то проходимцами, мошенниками и просто сумасшедшими. Даже Юна с ее малой каплей волшебства — умение разговаривать с Лесом, не более — могла понять, как выдуманы и далеки от настоящего чародейства все описанные ритуалы и заклятия.

4

Выйдя из будуара губернаторши, Юна никак не могла заставить себя покинуть дом. Взбежала на цыпочках на третий этаж, где адмиралу выделили покои, стояла, напряженно прислушиваясь. Она не раз бывала в особняке губернаторской четы, неплохо знала расположение комнат, а горничная Лия охотно разболтала, куда поселили гостя. Интересно, нашел он подкидыша, или нет еще? Даже выйдя на улицу, Юна не могла заставить себя уйти, кружила под домом. Окна адмираловых покоев были плотно завешены темными бархатными шторами, в особняке царила тишина.

Быть может, ей удастся в последний раз увидеть дракона во время бала, выскользнуть из зала незаметно, пока адмирал будет веселиться... Малыш наверняка потрясен первым в жизни предательством. Но что Юне оставалось делать? Она прятала дракончика, которого назвала Изумруд, даже от родных — пока он не научился дышать огнем, это было легко. Но он быстро увеличивался в размерах, начал плеваться огнем, несколько раз Юна чудом успела потушить начинающийся пожар, семья уже насторожилась. Незавидная судьба ждет этого малыша, если общественность узнает о его существовании. Даже спустя сотню лет после окончания войны люди продолжают ненавидеть драконов. Но Алкадана — не человек. Василиски в родстве с драконами и когда-то воевали на их стороне. И возможностей по охране дракона у него несравнимо больше Юниных.

Тревога в душе все не хотела умолкнуть. Даже если адмирал примет решение заботиться о подкидыше, каким он его воспитает? Огромный огнедышащий ящер — подходящий питомец для монстра. В качестве оружия. Юна голову себе сломала с тех пор, как узнала о приезде Алкадана, но другого выхода так и не нашла. И зачем только Лес выбрал ее?

Этой осенью в Лесу творилось странное, ходили слухи о пропаже людей. Отец запрещал Юне гулять там, она не слушалась, конечно. Лес был другом, даже колючки отгибались в сторону, когда Юна протискивалась через заросли, птицы не боялись садиться на руки, стоило зайти слишком вглубь, заблудиться — и верная тропа сама ложилась под ноги, ночами Юне снилось, как текут соки по древесным жилам, как жадно пьют солнце листья, как плетут зяблики гнезда в ее волосах-ветвях и кричат молодые птенцы... Мамина, мавочья кровь давала о себе знать.