– Пихают ружьями в спину, заставляют идти. Что-то говорят, мы молчим, не сдаем свою национальность. Ведут к ближайшему сараю.

– Понятное дело, они поймут, кто мы. Но тогда нам будет еще хуже, – шепчемся.

– Сбежать не удастся, по крайней мере сейчас. Сил никаких, их много. Нас буквально кинули в стог сена внутри сарая и начали внимательно осматривать.

– Разве что-то может быть хуже? Вера одна, что нас будут искать, наш самолет… не поверят в нашу гибель… – Снова закрыла глаза Рита.

– Нас убьют, это понятно, – отрезал Георгий. Как я понял, на нас четвертых три сбитых самолета фаланги. Таких потерь они еще не получали.

– С гордостью примем смерть вместе, раз не можем иметь право на жизнь. Еще поборемся, – сказал я.

– И то верно, смотри как они на нас смотрят, хотели бы – сразу бы убили. А мы еще на русском говорим, видать, интерес есть какой. Может, обмен устроят, – сказал Николай.

– Хотели бы убить, давно бы сделали это, а не тащили в грязный сарай. Из нас явно будут выведывать военные тайны.

– Ох, какие тайны мы знаем? Все будет хорошо, главное не отчаивайтесь, ребята, – постарался успокоить я.

– Почти что никаких, – засмеялась истерически девушка, – но разве это их остановит? Лучше рассказать все, что мы знаем.

– Лучше ничего не говорить, а что мы знаем? Мы – добровольцы, они только за это нас порежут.

– Ждём в спокойном режиме времени своего, видать, они сейчас шишку важную привезут и переводчика.

Засуетились наши невольные надзиратели.

– Противные какие, фу, грязь одна. Вы гляньте на их формы – и это они, негодяи, против народной власти? Маргиналы.

– Мне уже все равно, я забыла, за что мы сражались на чужой земле…—Марго становилось все хуже.

– Да прекрати ты, мы воюем за наш мир, без таких, как эти, – отвечаю ей.

– Эти? А кто они такие, и чем плохи? Такие же люди, имеют две руки, две ноги, кто сказал нам, что они враги? Может, все не так, как нам рассказывали. Ах, прости, я говорю какой-то бред, – снова болезненно рассмеялась. – Страх поборол во мне разум, но я обязательно справлюсь…

– Ты просто устала, мы все понимаем. Ждём судного часа.

– Надеемся на лучшее, – подбодрил Коля. – Как жаль, что у нас не было собственного станкового пулемета, я бы с рук покормили их свинцом, да, увы, на сеновале в окружении данных юнцов…

– Хорош рассуждения, все уже случилось, – прервал Жора.

– Такое странно ощущение… как будто дежа–вю… я сейчас увидела тебя в старости, и ты почти не изменился, значит, еще для тебя не все потеряно, держись, отсюда есть выход…

***

Послышался звук мотора. Судя по всему, легкого мотоциклетного двухтактного. Да, это был не грузовик и не автомобиль, больше похоже на мотоцикл. Услышали шаги – оглянулись и надзиратели. Через пару мгновений услышали и звук двигателя большой машины. Открылась дверь. Увидели трех человек – троих мужчин среднего возраста. Нас заставили встать, повели в соседнее строение, принудили спуститься в подвал. Как только зашли в него, услышали сверху шаги и речь на испанском. Красивый язык и люди красивые. Но это враг. Увы и ах. Подвал был большим, сырым и холодным.

Маргарита, совершенно обессиленная от погони, долгого времени без еды, а также усиливающейся лихорадки, рухнула навзничь после легкого подталкивания франкистом в спину. Ее нам не позволили поднять. Подло. А только пихнули в живот, как собаку. Хорошо, она не ждала ребенка, иначе бы тут же лишилась его. Сжав зубы, процессия направилась дальше. Марго кое-как поднялась сама, корчась от боли.

Люди в синих рубашках едва сдерживали ненависть к нам, ведь совсем недавно мы палили по ним и могли сбить их самолеты. Мы, по сути чужаки на их земле, вмешались во внутренний конфликт, в пожар гражданской войны. Как объяснить им наше присутствие? Если бы даже не существовал языковой барьер, а он был, мы бы не смогли подобрать слова. Чужие в чужой стране.

Их мотивация оставить нас в живых не вызывала иного толкования, кроме как выяснить расположения наших частей и расстановку сил, тактику боя. Это предположение вскоре и подтвердилось: нам сунули карту местности и отдельными словами на русском повелительным тоном потребовали выдать наших.

– Это невозможно, нет! Лучше смерть, чем предать своих же товарищей. Страх перед пытками был велик, к тому же… с нами девушка, наша Марго… Но мы твердо решили умереть, но не подставить, не опозорить честь родины и наших ребят, которым повезло чуть больше, чем нам сейчас. Умирать, так с честью.

Пододвинули они эту карту и ко мне. Развязали руки – и моментально я сорвался и начал рвать карту. Потом удар – не помню ничего. Как оказалось, меня ударили по голове каким-то предметом. Это сказал мне уже Георгий, который также за непослушание получил в бок кулаком.

– Откуда этот мерзавец разговаривает на русском языке? Ну понятно, что с акцентом, но все же. Как они так узнали быстро и привели его к нам… – подумал тогда я.

После тщетности попыток, нас поволокли по разным отсекам подвала, стенки были сооружены из подручных материалов, практически тканевые ширмы, чуть плотнее, из брезента, вероятно. И стали вести допрос по отдельности. Последнее, что видели ребята, пока еще были друг с другом, это то, как Маргариту окружили несколько солдат и порвали на ней кофту. Этот трест рвущейся материи, падающие на пол с особым звоном пуговицы, женские всхлипы вперемежку с соплями и неконтролируемым потоком слез – этого они не забудут никогда. Погружение в темноту – в отсеках не было окон – и резкий ламповый свет в глаза причинил боль зрению. Нам четко дали понять, что мучение соратницы не прекратятся до тех пор, пока они не получат желаемого.