Что ты пристаешь к нему? Пусть гуляет, какая разница с кем. Лишь бы было приятно. Приятная компания – вот что важно. Я хоть и игрушка, а понимаю такие простые вещи.

– Нет, мам, не из школы.

– Митя, что ты как будто воды в рот набрал?

Ага! Митя! Вот как его зовут! Митя! Я сначала обрадовался, что узнал имя, а потом решил, что не такого имени я ждал. Думал, что его как-нибудь милее зовут. А Митя звучит как-то просто. Но так оно и лучше.

– Ничего, мам, – он взял рюкзак.

Мы куда-то идем? А куда? Он меня так и не выложил. Интересно, почему же?

– Ты же гулять идешь, зачем тебе рюкзак?

– Ну надо, – ответил он, –все, мам, пока.

– Только не поздно! В одиннадцать будь дома, ясно?

Тиран какой-то, а не мама, подумал я.

Так, мы куда-то идем. Жаль, что я в этом дурацком рюкзаке. Ничего не видно. А мама у него строгая. Если так дальше пойдет, то Митя вырастет забитым мальчиком. Плохо. Это очень плохо. Но я ему помогу, чем смогу. Но что я могу сделать? Я же всего лишь игрушка. Даже говорить не умею.

Судя по количеству шагов, а я насчитал тогда их очень много (точное число я не скажу, так как умею считать всего до десяти), мы ушли довольно далеко от его дома. В рюкзаке скучно, вот я и начал считать шаги Мити.

Считаю я весьма интересно. Например, девять раз по девять и еще шесть – это ваше, человеческое, девяносто шесть.

Кстати, ходит Митя мягко, почти что парит.

Пришли. Он поставил рюкзак на что-то холодное, сам сел рядом и тяжело, протяжно так вздохнул. У него что-то случилось? Или он просто устал? Да нет, не мог он устать. Мы же просто шли. Точнее шел он, а я лежал в рюкзаке. Открой чертов рюкзак, я уже не могу сидеть тут. Темно, холодно, еще и учебник этот проклятый.

Хорошо, что люди не умеют читать мысли игрушек, а то бы они сильно удивились тому, как ругаются плюшевые медведи вроде меня.

Кстати, я же совсем забыл рассказать о себе. Рассказывать, правда, особенно и нечего, но все же. Размером я не сильно велик, но и не мал. Как раз, чтобы поместиться в рюкзак. А еще я белый. Да, меня в магазине называли полярным мишкой, а одна девушка, продавщица, – Поли. Может это мое имя? Поли. Я игрушка, мне имен не нужно. Морда у меня совсем не похожа на настоящую. У живого медведя она острая и свирепая, а у меня какая-то детская, совсем милая. Как у игрушки. Если бы я не был на мальчишеской полке, то мог бы легко подойти и девочкам.

– Опаздывает, – послышался голос Мити.

Кто опаздывает? Мы кого-то ждем? Это он про своего неизвестного друга? Интересно, насколько он уже опаздывает. Нехорошо же опаздывать, да? Тем более в такую холодину. Сколько можно ждать?

Я быстро начинаю злиться, характер у меня не из приятных. Если бы только я мог говорить.

– О, вот она, – снова сказал сам себе Митя.

Она? Что? Его друг – девчонка? О, нет, только этого не хватало. Так вот почему он не сказал маме про своего друга! Потому что он – она!

Судя по шороху, который я услышал из своей темницы, Митя быстро встал, а потом пошел.

– Привет, – услышал я резкий голос какой-то девушки.

Как-то уж слишком резко она сказала это свое «привет». Обычно так начинают неприятные разговоры. Хотя откуда мне знать, я же всего лишь кучка ткани, набитая ватой.

– Привет, Ангелина, – ответил ей Митя.

Ангелина. Милое имя. Интересно, какая она? У нее светлые волосы? Было бы очень славно, если бы они были белыми. Мне лично очень понравилось бы, если у девушки по имени Ангелина были бы белые волосы, как у настоящего ангела. Только бы вылезти из этого рюкзака.

– Что ты хотел?

Не лучшее начало вечера, думал я.

– У тебя завтра День рождения, – буркнул Митя.

Он боится, думал я. У него такой голос, будто сейчас решится вся его судьба. Будто в эту минуту он должен был сделать что-то такое, от чего бы решилась его жизнь. Он любит ее.

– Я знаю, давай быстрее. Не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня с тобой.

– Тут никто нас не увидит.

Она что, стесняется его? Да какого черта тут происходит? Почему Митя говорит таким тихим, сдавленным голосом? А почему она такая злая?

– Все равно, давай быстрее.

– Хорошо, я хотел… – начал он, но тут же стих.

Свет. В рюкзак как будто прожектором посветили. Неужели свобода? Неужели я вылезу из этой клетки? Наконец-то!

Митя взял меня обеими руками и вытащил из рюкзака. Яркий свет ударил мне в глаза, поэтому я не сразу смог осмотреться. Но уже через секунду все померкло. Оказалось, что свет и не был таким уж ярким, просто мои глаза отвыкли даже от такого.

Мы были в каком-то безлюдном месте. Я видел пока что только небо, синее, лишь местами украшенное облачками. Красота. Митя, подержи меня так, я хочу посмотреть на небо подольше. Но он не услышал. После неба я увидел его лицо. Без очков. Зачем он их снял? Надел линзы? Или он просто стесняется? Точно любит ее.