Шрифт:
– Вот, – резко протянул он меня этой девушке, Ангелине.
Черные волосы. Черные как смоль. Чернее я никогда не видел. Теперь понятно, почему она такая резкая. Будь у меня такое ангельское имя и такие дьявольские волосы, я бы тоже всем грубил и хамил.
– Что это? – презрительно спросила она, бросив на меня еще более презрительный взгляд.
Так на меня не смотрел еще никто. Даже неловко стало. Похоже, я ей не нравлюсь.
– Это подарок. С Днем рождения тебя, – все так же тихо говорил Митя.
Подарок? Я? Что? Нет! Только не это! Она мне совсем не нравится! Митя, одумайся! Она же злая! И ты такую любишь? Ей не нравятся мишки. Девушки, которым не нравятся плюшевые мишки, плохие. Их нужно обходить стороной. Ничего хорошего она тебе не сделает. Это я тебе как друг говорю.
– Подарок? Вот это? – она сделала паузу, поднесла ко рту кулак, а потом разразилась смехом.
– Тебе не нравится? – он опустил руки вместе со мной.
Подними, не надо так низко опускать. Лапы же можно испачкать.
– Ха-ха, до чего же ты смешон и глуп. Вот почему вся школа над тобой смеется! Я-то думала, что ты мне что-то нормальное подаришь, а ты притащил какую-то дурацкую игрушку.
Дурацкую? Да как ты смеешь?
– Извини, – промычал Митя, опустив голову.
За что он извиняется? Митя? Ты что? Гони ее к черту, не нужна нам такая! До чего же все это глупо. Надо же было влюбиться в такую злюку.
– Я не знал, что тебе не понравится, – продолжал он.
– Все ты знал. Кому нужны эти игрушки? А? Что с ними делать вообще? – смеющимся голосом говорила она.
Как что делать? Со мной можно играть, меня можно поить чаем, обнимать во сне. А когда тебе будет грустно, то лучшего средства, чем объятия со мной, тебе не найти! Неужели она не понимает таких простых вещей?
– Я не знаю, – ответил Митя.
– Лучше бы телефон подарил, – бросила она, – или цепочку, но не это.
И она развернулась. Ушла.
Митя стоял. Я не видел его лица, но почему-то мне казалось, что он очень сильно расстроился. А потом я почувствовал его руки у себя под лапами. Он обнял меня.
Глава 3
У него теплые руки. Теплее я ничего еще не знал. Ему было плохо, поэтому он и обнял меня. А я… я наслаждался. Ведь игрушки и созданы для того, чтобы их обнимали. Да? Пусть погрустит, а я впитаю его грусть в себя, чтоб Мите стало легче. Вот чем я могу помочь ему.
Так мы простояли пару минут, а для меня они длились целую вечность. И тут мне на голову что-то капнуло. Он плачет? Этого еще не хватало. Соберись уже, Митя!
Наверно, он меня услышал. Поставив меня на рюкзак, чтоб не испачкать, он вытер рукавом лицо, хорошенько встряхнулся и начал снова засовывать меня в мою темницу.
Здравствуй, учебник. Сколько мы не виделись? Час? Я успел соскучиться.
Домой мы шли медленно, гораздо медленнее, чем на встречу с этой Ангелиной. Та еще девчонка. Как можно променять плюшевого медведя, да еще и такого милого, на телефон? Что в этой пластиковой коробочке такого хорошего? Ты что, будешь с телефоном в обнимку спать? А? Или, может, ты телефон будешь чаем поить? Цепочка. Она-то ей зачем? Не понимаю я ее. Надеюсь, что она такая одна.
Дома Митю встретила мама.
– Ты быстро, уже погуляли? – осведомилась она.
– М, – промычал он.
По такому ответу сразу ясно, что у него плохое настроение. Наверно, оставит меня в рюкзаке на всю ночь. Или, наоборот, достанет и будет обнимать.
– Иди поешь, – сказала мама.
Поешь? Твоему сыну плохо, а ты его пичкаешь едой? Тоже мне, мать еще. Лучше бы спросила что-нибудь действительно важное.
– Я не хочу, – так же сипло и сдавленно ответил Митя.
– Все в порядке?
Ну, наконец-то, думал я.
– Да, мам, – он запнулся, – просто устал сегодня.
– А, ну, как захочешь поесть, сам возьмешь.
– А папа где?
– Не знаю, но скоро должен быть.
– Как обычно?
– Не знаю, – тихо ответила она.
Что значит как обычно? Как-то странно они это сказали. Ладно, потом увижу. Митя понес рюкзак в свою комнату, а потом достал меня из него. Слава богу, не придется торчать в нем всю ночь.
Комната у него была маленькая, почти пустая, но все-таки уютная. Знаете, есть такие комнаты, где не надо никаких украшений вешать или вазонов ставить, а они все равно будут уютными, хоть и по-мальчишески. У Мити и была такая комната.