О первой Квартальной бойне известно лишь то, что жители дистриктов сами должны были выбрать своих трибутов. Богатые округа посылали самых сильных и отважных бойцов, а бедные - ломали головы, ведь каждые рабочие руки важны. Самая жестокая игра проходит уже двадцать пять лет, может в этот раз все будет по-другому?
– Ты слышала это?
– Родни вырисовывает на земле какие-то загогулины с самым возмущенным видом, какой только мог на себя напустить.
– Мы должны будем сами выбрать “счастливчиков”.
Родни Форд до сих пор не может ужиться с мыслью, что наши жизни нам не принадлежат. Он не может свыкнуться с прописными истинами Панема: Капитолию не важны люди, живущие в дистриктах. Конопатый и уже почти взрослый Родни, ведь в следующем году его имени не будет в списке, не понимает, почему уже двадцать пять лет проводятся эти безжалостные игры. Я тоже не понимаю, так же как и все остальные.
Из года в год мы испытываем страх быть выбранными на празднике Жатвы. Нам приходится изучать историю Темных времен в школах. Мы с детства знаем о последствиях самой бесполезной войны в истории, и мы вынуждены нести этот крест - отвечать за проступок, совершенный не нами.
– Может если выбрать кого-то сильного и умного, у нас будет шанс победить?
– Курчавый рыжеволосый парень не умолкает ни на минуту.
Мне не хочется рушить эти мечтания о победе, вообще-то мне совсем ничего не хочется говорить, но Форд не оставляет выбора. Ему так легко рассуждать о будущих трибутах, словно их жизни ничего не значат. Будто он сам стал жертвой капитолийских зрелищ.
– Нам придется кого-то отправить на смерть.
– Мрачно подмечаю, разрушая легкую атмосферу.
– Если выберут Захари Болтона или Питера Тейна, то у нас есть шанс на победу, - друг всерьез задумался над возможными вариантами. В его голосе не было и толики шутки, да и когда речь идет об играх, слова воспринимаются совершенно по-другому.
– А вот из девочек даже не знаю. Интересно, как будет проводиться отбор?
– Родни цепляется руками за колени и устремляет свой взгляд на забор. Я знаю, о чем он думает.
Мы никогда не выходили за ограду, но каждый раз, встречаясь на окраине дистрикта, мы с Родни мечтали однажды вырваться и убежать так далеко, чтобы миротворцы никогда не смогли нас найти. Эта мечта была у каждого второго ребенка в дистрикте. А после очередной порции несбыточных грез мы расходились по домам, как и сейчас.
– Вот и узнаешь завтра, - говорю, легонько потрепав рыжую макушку Форда.
– Ив, - Родни окликает меня через пару секунд, - Надеюсь, это будем не мы.
И я надеюсь, мой друг.
Уже давно стемнело, редкие улочки освещены фонарями, работающими не по времени, а скорее по своей прихоти. В некоторых местах единственным источником света являются витрины магазинов, а где-то приходится идти на ощупь. Десятый дистрикт не отличается богатым контингентом. Сомневаюсь, что в дистриктах вообще бывают богатые люди, разве что в первом и втором.
Дорога до дома занимает меньше пятнадцати минут. На пороге спотыкаюсь о ботинки младшего брата, что как всегда разулся там, где шел. Из приоткрытой двери нашей комнаты мерцает свет от масляной лампы. Это первая Жатва Стенли, и я боюсь за него больше, чем за себя. Но в этом году его не выберут, это успокаивает.
Всю ночь плохо спится, плечо ноет, кажется потянула его на работе. Уход за скотом требует много сил, но я еще ни разу не мучилась от тянущей боли. Списываю на нервное состояние перед Жатвой.
– Что если Иви выберут?
– сквозь пелену сна слышу встревоженный шепот брата.
– Никого из вас не выберут, - заботливый голос мамы успокаивает и усыпляет бдительность. Сквозь приоткрытые веки вижу, как мама целует Стенли в щеку.
– А теперь марш умываться и чистить зубы.
– стоит младшему оказаться за дверью, она обращается уже ко мне, - Ты же знаешь, что подслушивать не хорошо?
Эта женщина знает меня как пять своих пальцев, что не должно вызывать ни капли удивления. Но каждый раз она то и дело изумляет меня своим внутренним чутьем. Она всегда знает мои мысли наперед.
Мама присаживается на край кровати и нежно гладит меня по волосам. За эти мгновения и жизни отдать не жалко, знала бы она только, как сильно я всех их люблю. И словно прочитав мои мысли, она целует меня в лоб, заставляя окончательно растаять от нежности.
– Вставай. Нужно успеть позавтракать до Жатвы.
– Коротко отчеканивает мама, скрываясь за дверью.
Мы живем в десятом дистрикте, третьем по бедности округе Панема. Голодать нам не приходится, но бывают суровые времена, когда неделями нужно сидеть на хлебе с маслом и похлебке из свиных обрезков. Не самая лучшая еда, но у кого-то даже её нет. Родители целыми днями пропадают на ферме, а на мне всю мою сознательную жизнь всегда был дом и воспитание младшего брата. Не то, чтобы я жаловалась, но нагрузка в школе растет, а с прошлого года добавились обязательные работы на скотобойне, что за всем поспеть не удается. Никогда не заведу детей.