Настали другие времена, утверждались другие нравы, «старая гвардия» кавалеров оказалась в основном невостребованной. Таким образом, герцогу Ньюкаслу и многим другим кавалерам, верой и правдой служившим монархии, пришлось утешать себя тем, что им не в чем себя упрекнуть. Герцогине оставалось только высказать мысль, что титулы раздают короли и время, но важнее истинное достоинство, которое может быть значительнее внешних знаков отличия.

В 1660-х годах супруги Кавендиш много и плодотворно работали. В частности, сэр Уильям написал английский вариант своей работы о верховой езде и сочинил две комедии. Маргарет писала гораздо больше. В то время ею было написано несколько комедий, таких как «Соседство» и «Сватовство». Пьесы эти, по-видимому, не предназначались для постановки на сцене. Они совершенно не отвечали вкусам и нравам окружения «веселого» короля Карла II. Леди Кавендиш вносила в свои пьесы сильную морализаторскую ноту, устами положительных героев и, особенно, героинь проповедовала семейные добродетели, строгость нравов, рассудительность и тягу к знаниям. Это выглядело неуместным на фоне демонстративной безнравственности, царившей при дворе и в театральных спектаклях.

Думается, именно атмосферу этого двора, эти нравы, а не то, что наблюдала она, будучи фрейлиной при дворе супруги короля Карла I, обличала леди Маргарет в своих пьесах 1660-х годов и эпистолярном сочинении «Письма общения» (1664). Еще Т. Гоббс отметил (трудно сказать, с одобрением или осуждением) морализаторство сочинения М. Кавендиш. В пьесах герои и героини носят «говорящие» имена, это образы-маски: леди Скромность, леди Феникс, лорд Верноподданность, господин Метод, леди Добродетель.

В XVII веке рассуждать о человеческих характерах, о моральной стороне их проявлений было модно. Шедеврами этого жанра принято считать сочинения французских писателей-моралистов Ф. де Ларошфуко и Ж. де Лабрюйера. «Письма общения» леди Кавендиш не стоит рассматривать как нечто подражательное этим великим творениям, ведь ее рассуждения о человеческих характерах появились одновременно с «Максимами» Ларошфуко (первое издание: 1664 год) и задолго до «Характеров» Лабрюйера (первое издание: 1688 год) В «Письмах общения» персонажи, чьи поступки анализирует автор, скрыты за инициалами «сэр W. T.» и «леди N. P.». За условными обозначениями не стоит искать словесные портреты конкретных личностей. Хотя, портрет общества дан выразительный и (учитывая другие исторические свидетельства) справедливый. Вот фраза из «Писем»: «…в наши дни верх одержали непристойность и разврат, интересы придворных партий затмили здравый смысл; вероломство и предательство ведут за собой политику; пьяное геройство подменяет собой доблесть». [56]

Этот пассаж перекликается с фразой из пьесы «Соседство»: «Они живут без совести и умирают без страха». [57] И то и другое – не отвлеченные рассуждения на тему «что такое хорошо и что такое плохо», какими во все времена щедро разбрасывались брюзгливые моралисты. Нравы при дворе короля Карла (особенно в 1660-х годах) вошли в британскую историю как эпоха демонстративной, можно сказать, воинственной безнравственности. Это была своего рода реакция на не менее воинственную суровость нравов периода революции. «В то время бессердечная и циничная фривольность господствовала в Уайтхолле и Вестминстере». [58] На память приходят имена молодых представителей аристократии, реально существовавших «либертенов», [59] таких как Джордж Виллерс (герцог Бэкингем) или Джон Уилмот (лорд Рочестер). [60]

Нелицеприятная характеристика, даваемая М. Кавендиш придворным дамам времен Реставрации, также вполне обоснована. Герцогиня отмечает склонность их к интригам, подчеркивает опасность, проистекающую из этого: «Правда состоит в том, что мы, женщины, склонны к интригам и заговорам… Беспокойные умы и несоразмерные возможностям желания уже не раз приводили к разрухе в государстве…» Она делает такое обобщение: «…если нам, представительницам женского пола, открыть возможность делать всё, что позволяет наше положение в обществе, то мы выставим себя полными дурами, поскольку… женский пол является врагом мудрости». [61]

Объяснение этому она усмотрела в женской суетности: «Представительницы нашего пола настолько увлечены карточными играми, что не стремятся найти удовольствия ни в поэзии, ни в философии…» [62] Следует признать, что данным леди Маргарет описаниям и оценкам вполне соответствовали многие придворные дамы, хотя сомнительное право возглавить этот список принадлежит Барбаре Палмер, герцогине Каслмейн, вызывающе красивой и вызывающе наглой особе, которой именно эти качества обеспечили долголетнее положение основной фаворитки короля.

«Письма общения» содержат не только обличения пороков окружающего автора общества, но и разнообразные рассуждения о том, что можно назвать «поведенческими практиками», и касаются они в основном женских жизненных установок и проблем. Вполне в духе своего времени и культурных традиций этого времени она считала замужество оптимальным вариантом существования женщины. Девичество приятно, но кратковременно и хлопотно. Вдовство – печально, но с ним приходится мириться.

Перспектива развода представляется ей немыслимой: «Развод значительно хуже, нежели смерть или пожизненная болезнь». [63] Речь идет даже не об ухудшении материального положения. Разведенная женщина окажется изгоем, существом, обреченным жить вне общества. Ответственность за счастье в браке М. Кавендиш возлагала в первую очередь на супругу, которая должна способствовать улучшению характера мужа.

То распределение ролей, которое видела Маргарет в семейной жизни, может быть сведено к формуле: мужчины управляют миром, женщины – мужчинами. Иначе говоря, если пользоваться привычными нам образами, «муж – голова, жена – шея, куда шея повернется, туда голова и смотрит». Женщина должна воспитывать мужа своим разумным поведением, а сами женщины станут лучше, когда (и если) будет улучшено женское образование.

Принимая во внимание всё написанное и опубликованное М. Кавендиш, ее нежелание считаться с нравами окружающих, можно понять, почему придворный круг невзлюбил леди Маргарет. Раздражала категоричность суждений герцогини Ньюкасл, ее морализаторский тон, удивляли ее экстравагантные наряды. Она была во всем «не такая». Так, будучи страстно увлечена естественнонаучными экспериментами, она выступала противницей опытов над животными. За Маргарет Кавендиш закрепилось прозвище «Безумная Мегги из Ньюкасла».

Впрочем, это мнение, получившее распространение в придворных кругах, не было единодушным. Стоит отметить, что, например, поэтесса Кэтрин Филипс [64] посвятила «Моей леди М. Кавендиш, принявшей имя Поликрита» восторженно-почтительное стихотворение. Другим свидетельством признания интеллектуальных способностей М. Кавендиш является то, что в сочинении Б. Мейкин, [65] имеющим длинный заголовок «Очерк о том, как возобновить старинное обучение дворянок религии, манерам, искусствам и языкам с ответом на возражения против этого способа обучения» (1673), она упомянута среди прославленных своими знаниями женщин. Причем автор особо отмечает, что «нынешняя герцогиня Ньюкасл, в силу своего гения, а не благодаря своему образованию, превосходит многих серьезных ученых». [66]