– Все в двадцатидолларовых купюрах?

– Думаю, да. Банкир был не слишком словоохотлив. Он отвечал на конкретные вопросы полиции, но старался защищать интересы вкладчика и свои собственные. Зато теперь, – продолжал Дрейк, – мы подошли к самой пикантной главе в жизни Тейлмана.

– Ты имеешь в виду развод?

– Развод и последующий брак. Тейлман из тех людей, что видят зеленый лужок и по ту сторону забора.

– Может, обман зрения?

– Нет, не в этом случае. Видели бы вы этот лужок!

– Я видел, – сообщил Мейсон.

– Серьезно?

Мейсон кивнул.

– А в купальном костюме ты ее видел?

Мейсон покачал головой.

– На вот взгляни. – Дрейк вынул из чемоданчика фотографию и передал Мейсону.

Делла Стрит подошла и взглянула через плечо адвоката.

– Это купальный костюм? – поинтересовалась она.

– Предполагается, что да. По крайней мере, так считает фотограф. Эта фотография появилась в газетах как раз в период развода.

– Да, – согласилась Делла, – это действительно зеленый лужок. Никакого обмана зрения.

– Это точно, – подтвердил Дрейк. – Но интересно другое: Дей Даунс вдруг отправляется в путешествие на восток, и оно как-то странно совпадает с деловой поездной Тейлмана в Гонконг. Этот факт, разумеется, был замечен адвокатами Карлотты Тейлман и включен в заявление о разводе.

– Надеюсь, путешествие было приятным, – сказал Мейсон.

– Думаю, да, – ответил Дрейк. – А вот то, что заинтересует вас и, вероятно, полицию. Дей Даунс получала паспорт, разумеется, на свое настоящее имя, а не на псевдоним.

– И ее настоящее имя? – спросил Мейсон.

– Ее настоящее имя, – сухо произнес Дрейк, – Агнес Бернис Видал.

– Что?! – от неожиданности Мейсон вскочил со своего кресла.

– Знаешь, Перри, – ухмыльнулся Дрейк, – мне всегда приятно откопать информацию, которая может вывести тебя из равновесия.

Мейсон перевел взгляд с Деллы Стрит на Пола Дрейка и обратно.

– Черт побери! – сказал он. – Тебе это удалось!

– Я так и подумал, что тебе будет интересно, – сказал Дрейк. Полиция, похоже, пока не обнаружила этот любопытный факт. А когда обнаружит, возможно, интерес к делу немного оживится.

– Помнится, – задумчиво сказал Мейсон, – вторая миссис Тейлман заметила, что, если кто-нибудь попытается нарушить ее благополучие, ему придется очень туго.

– Не знаю, можно ли так определить мою информацию, – сказал Дрейк. Я просто излагаю факты, а уж вы сами сопоставляйте их. А в связи с вашими подсчетами, что пять тысяч долларов весят около фунта, я начинаю думать, что вам известно нечто, чего мне знать совсем не хочется.

– Возможно, ты и прав, – согласился Мейсон.

– В таком случае, – продолжал Дрейк, – я уже взорвал бомбу и удаляюсь к себе в логово, а вы тут собирайте осколки.

– Пол, для тебя есть еще работа, – остановил его Мейсон. – И надо сделать ее быстро. Найди эту секретаршу.

Делла подошла к пишущей машинке.

– У вас есть ее описание? – спросил Пол.

Мейсон кивнул в сторону Деллы Стрит:

– Она его уже печатает. Имя, возраст, одежда – все, что одна женщина замечает в другой.

Когда Пол Дрейк ушел, Мейсон повернулся к Делле Стрит:

– И какое же описание ты дала Полу? Изобразила ее скромной молодой женщиной?

– Нет, просто дала основные параметры: цвет волос, глаз и так далее.

– Ты упомянула, что она старается выглядеть некрасивой?

– Вот уж нет. У меня есть подозрение, что когда мы разыщем мисс Дженис Вайнрайт, то обнаружим удивительное превращение. Проведя не один час в салоне красоты, она наверняка выбралась из серого кокона и превратилась в прекрасную бабочку.

– Ну что ж, – заметил Мейсон, – мне кажется, пришло время сравнить наши соображения.

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Делла Стрит.

– Итак, начнем...

– Может, будет лучше, если ты сообщишь мне самое важное из разговора со второй миссис Тейлман.

– Самое важное?

– Конечно, детали сейчас не важны.

– Морли Тейлман очень старался довести до всеобщего сведения, что его шантажирует некто А.Б.Видал.

– Согласна, – сказала Делла Стрит.

– Прежде всего это таинственное письмо. Распоряжение не вскрывать письмо, естественно, должно было возбудить любопытство Дженис Вайнрайт. Потом разорванное письмо оказалось в корзине, где было так заметно, что непременно должно было привлечь внимание.