– Продолжайте, мистер Мейсон, – кивнул судья Сеймур. – Суд понимает ваше положение.

– Я хотел бы получить ответ на свой вопрос, – сказал Мейсон. – Если ваша пассажирка дала вам двадцатидолларовую бумажку, могли ли вы заплатить ею за бифштекс?

– Нет, не думаю.

– Вы считаете, что это невозможно?

– Да, я считаю, что невозможно. Она не давала мне двадцатидолларовой бумажки. На следующее утро это были единственные двадцать долларов.

– Может, на следующее утро это и были единственные двадцать долларов, но вы ведь не можете поклясться, что не потратили двадцатидолларовую купюру, когда платили за бифштекс?

– Не думаю, что я это сделал.

– Вы можете поклясться?

– Поклясться не могу. Но думаю, что не тратил. Я в этом уверен.

– Это все, – объявил Мейсон.

– Если вы уверены, то можете поклясться, – вкрадчиво сказал Раскин, не так ли, мистер Робертс?

– Вношу протест, – вмешался Мейсон. – Это наводящий вопрос.

– Вопрос действительно наводящий, – признал судья Сеймур.

– Но это же свидетель с нашей стороны, – возразил Раскин.

– Не имеет значения. Вы не должны вкладывать свои слова в его уста.

– Сформулирую вопрос по другому. Она дала вам двадцатидолларовую купюру, а вы ей – сдачу?

– Нет, не думаю.

– Вы уверены?

– Да, уверен.

– У меня все, – сказал Раскин.

– Вы можете поклясться, что не давала? – улыбнулся Мейсон.

– Ну хорошо! – крикнул свидетель. – Клянусь, что не давала!

– Только что вы сказали, что не можете поклясться. Вы передумали? Почему? Не потому ли, что так хочет прокурор?

– Протестую! – закричал Раскин. – Так нельзя вести допрос!

– Протест отклоняется, – сказал судья Сеймур. – Отвечайте, мистер Робертс.

– Я готов поклясться, потому что она не давала мне двадцать долларов. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен.

Раскин ухмыльнулся, глядя на Мейсона.

– Вы думаете об этом с четвертого числа? – спросил Мейсон.

– Ну да, время от времени.

– И несколько минут назад вы не захотели поклясться...

– А теперь готов!

– Потому что я вас рассердил?

– Просто клянусь.

– У меня все, – объявил Мейсон.

– Вызываю Луизу Пикенс, – объявил Раскин.

Луиза Пикенс оказалась молодой, привлекательной женщиной, излучающей приветливость и добродушие. Как только она принесла присягу и улыбнулась присяжным, те заулыбались в ответ.

– Чем вы занимаетесь? – начал Раскин.

– Я работаю в полиции.

– Знакомы ли вы с текстом письма, которое миссис Тейлман нашла в кармане своего мужа?

– Да.

– Вы пытались составить такое же?

– Да.

– И что же?

– Я купила «Лос-Анджелес Таймс» и «Лос-Анджелес Экзаминер» за вторник, третьего числа, и обнаружила, что письмо можно составить из заголовков этих газет.

– Вы составили такое письмо?

– Да.

– Оно при вас?

– Да.

– Могу я взглянуть на него?

– Извините, – вмешался Мейсон. – Это не относится и делу. То, что письмо могло быть составлено таким образом, ни в коем случае не является уликой против обвиняемой.

– Я намерен доказать обратное, – ответил Раскин.

– Я думаю, что должен это разрешить, – сказал судья Сеймур. – Это входит в сферу деятельности обвинения. Конечно, присяжные понимают, что оно не обязательно было составлено именно таким образом. Возражение отклоняется.

Луиза Пикенс достала письмо.

– Прошу приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства, – сказал Раскин.

– Прошу отметить, что защита вносит протест, – отозвался Мейсон.

– Протест защиты отклоняется, – сказал судья Сеймур. – Письмо будет приобщено к делу.

– Перекрестный допрос, пожалуйста, – повернулся Раскин к Мейсону.

– У меня нет вопросов, – отозвался тот.

Раскин взглянул на часы и пошептался с окружным прокурором Гамильтоном Бергером. Потом он обратился к судье:

– Вы позволите нам посовещаться?

Судья Сеймур утвердительно кивнул.

Раскин и Гамильтон Бергер долго шептались, время от времени поглядывая на часы.

Наконец Бергер встал.

– Обвинение уже почти закончило свое выступление, но мы хотели бы еще кое-что обсудить. Не могли бы мы попросить Суд объявить перерыв до двух часов?