Присутствующий при разговоре физик-теоретик Кварк обошёл тарелку со всех сторон, заглянул снизу и признал правоту инженера.

– Готов согласиться с вами, Николай Эмильевич, - согласился он.
– Только вот не пойму: в чём принцип её движителя?

Гаринча, недолго раздумывая, сел на любимого конька:

– Вероятно, гости из Альдебарана в совершенстве овладели методом передачи энергии на большие расстояния. Предполагаю, что излучатель у них там, в их созвездии, а приёмник - здесь.

Они продолжали захаживать, наблюдая за эволюцией необычного аппарата. Тарелка всё росла и росла. Проходящий мимо народ удивлялся:

– Надо же какой большой патиссон!

Когда оный достиг в диаметре метра и стал достоин, чтобы его называли с большой буквы, об уникальном овоще прослышали газетчики. Они намеревались приехать, запечатлеть на кинокамеру и сделать заявку в книгу рекордов Гинесса. Но началась весенняя распутица, и на машине до дачного участка невозможно стало добраться, а вплавь никто не пожелал. Поэтому вместо очерка об уникальном овоще, известный в городе журналист Наскоков написал задорную полемическую статью: "Когда же наши направления превратятся в дороги?"

Елисей Иванович остерёгся начавшегося ажиотажа и возвёл ангар - без крыши, чтобы проникали солнечные лучи, необходимые для развития тарелки. Он уже и сам точно уверился, что растёт вовсе не овощ и не фрукт. Внешняя оболочка Патиссона стала плотной и прочной - пальцем не сколупнешь. Ангар пришлось перестраивать, расширять, так как аппарат интенсивно увеличивался в размерах и вскоре достиг в диаметре несколько метров, а в высоту поднялся выше роста хозяина.

В июле Чуракин отлучился в город - на день рождения жены, но её не застал. Его Дуняша сделала головокружительную карьеру. Сначала она стала солисткой в хоре бабушек. Когда хор репетировал, её голос из коридора услышал главный режиссёр оперного театра Марк Шейдер и поразился:

– Бог ты мой! Колоратурное сопрано!

Познакомившись с Евдокией Дмитриевной и досконально аттестовав, предложил ей сольную партию в опере "Кармен". И пошли репетиции за репетициями, выступления на городских подмостках, а затем и первые иногородние гастроли.

– Дусю по телику показывали!
– с восторгом сообщила соседка Алина, симпатичная блондинка, переменившая трёх женихов и не остановившая выбор ни на одном из них.

Елисей Иванович порадовался за жену, но и огорчился, соскучившись. В тот вечер в отчий дом приехали сыновья и привезли для именинницы одинаковые торты, хотя и не сговаривались.

– А где наша мама?
– спросили они.

– Нету вашей мамы, - грустно объявил Елисей Иванович.

– Где же она?
– насторожились все трое.

– На гастролях. Ваша мама стала прима-балериной.

– Танцует, что ли?
– удивились сыновья.

– Поёт, - поправил он и почесал затылок.
– А может, и танцует.

– Ну, мать! Во даёт!
– удивились сыновья.
– А ты, батя, чем занимаешься?

Он заколебался, сообщать или нет, и решил, что скрывать не стоит: родные же дитяти.

– Летательную тарелку я выращиваю.

Братья посмотрели на отца внимательней, выявили внешнюю непрезентабельность и посоветовали меньше пить.

– А то допьёшься до того, что улетишь на своей тарелке в небеса необетованные, - сказал старший, занимающийся торговлей пылесосов.

Елисей Иванович обиделся. И после встречи с зазнавшимися сыновьями утвердился в желании лететь на Альдебаран. "Никто даже не заметит моего убытия, - с горечью подумал он.
– Дунька на гастролях, дети в бизнесе".

Процесс созревания Патиссона шёл полным ходом, тарелка становилась всё больше и больше. Но к августу рост прекратился, и, видимо, начались внутренние процессы. В начале сентября отпал толстый отросток, соединяющий аппарат с землёй-кормилицей. Теперь тарелка повисла в воздухе на высоте в спичечный коробок и ни чем не поддерживалась. Физик-теоретик Кварк заметил и обалдел до глубины души.

– Вот это да! Это же в корне противоречит закону всемирного тяготения! Елисей Иванович, куда подевалась гравитационная постоянная?

Сторож только плечами пожал.

Ещё через неделю на восточном боку Патиссона обозначилась входная дверь. А за ночь, с девятого на десятое августа, появилась дверная ручка. Энтузиасты с благоговением зашли вовнутрь и обследовали, что там есть. Всё просто, никаких излишеств. Кресла с мягкой обивкой, приборная панель, на ней кнопки, сигнальные лампочки, дисплей, стрелочный прибор со шкалой в десятичных дробях.

– Сдаётся мне, что это спидометр, - сказал инженер Гаринча.
– И скорость измеряется никак не иначе, как отношением к скорости света.