Шрифт:
– Мы встретились пару лет назад в лесу. — Ответила ему ТиЭль. — Когда вы все дрыхли у костра, а он привязанный к дереву сидел. Я тогда вас всех заочно тоже ненавидела, слушая его рассказ, хотя, теперь ненавижу далеко не всех… О том, что Окурок служит на «Громобое» я узнала только в таверне тогда, когда узнала, что вы отправляетесь в бурю и планируете переворот… И обо всем остальном, что тут народ, который раньше в Санктафраксе работал есть, и не только. Собрание удивительных совпадений… — Она посмотрела на гоблина, как-то слегка протирающего рану, которая на самом деле не очень хорошо выглядела. — Окурок, все, давай сюда свою ногу, я и одной рукой обработаю как надо. Только дай мне пропитанный бинт чистый и лейкопластырь. Я тоже умею лечить.
– Собрание удивительных неудачников. — Криво улыбнулся Хитрован, несколько обиженный тем, что от него снова отвлеклись.
– Ты знакома со Стоупом? — как бы невзначай спросил Окурок, повинуясь ей. — Ты на него так растеряно посмотрела…
– Она — с Железной Челюстью? — ухмыльнулся квартерейстер, продолжающий при этом стучать камнями.
– Да, мы с ним давно знакомы. — ответила Тиэль, продолжая аккуратно свою медицинскую деятельность. — Очень давно, в ту страшную холодную зиму, когда Санктафракс чуть не унесло, он работал там в кузнице. Я о нем много хорошего слышала…– тяжело вздохнула она. — Тогда Стоуп для меня был в чём-то «первой любовью». Но, все меняется. — Она была наконец удовлетворена степенью обработки раны у Окурка, и аккуратно и плотно приклеила лейкопластырь, положив на сам порез кусочек листка с мазью.
– Да, все меняется. — сказал Хитрован. — Стоуп стал значительно менее красивым после той встречи с Ульбусом, — какая там влюбленность.
– Ты что, совсем дурак? — сердито посмотрела на него Тиэль, — Я совсем не это имею в виду! Внешность тут совсем не причем, он, между прочим, по-прежнему красивый, дело просто в мыслях и чувствах…
– Да ладно, я тоже изуродован, поэтому прекрасно понимаю, что увечного никто не полюбит. Против Стоупа я ничего не имею, он зануда, но умный и полезный.– С грустью посмотрел он на свою трехпалую руку. — И, если ты тут ради него, почему спасала нас?
– Хитрован, вернись в реальность из своих мыслей! Я пыталась остановить драку, потому что в итоге погибли бы вообще все, если бы корабль рухнул! И, мы еще не спаслись, просто пока живы… И, не тебе жаловаться на то, что тебя не любят, — как будто ты не знаешь о чувствах Кайры. Тебя я спасать пытаюсь исключительно ради нее, мне бы и Окурка было вполне достаточно, он один верный друг тут… А ты весь в своих мыслях мнительных и надуманных проблемах, собираешься захватывать корабль, не имея понятия что с ним дальше делать. Но Кайра любит тебя со всеми твоими проблемами. Знаешь, я уже видела, что случается с теми, кто теряет свою любовь, и Кайра такой судьбы точно не заслуживает. Потому мне очень важно, чтобы ты был жив, и ты постарайся, пожалуйста, не губить ни себя, ни окружающих. Если бы меня кто-то так любил, как Кайра тебя, я бы все сделала, чтобы этот кто-то был счастлив. А ты, как будто, совсем не ценишь ее!
– Кайра… — тихо произнес Хитрован. — Вот тут ты ошибаешься, я очень даже ее ценю! Между прочим, может быть, я пытался захватить корабль именно ради нее? Ты же знаешь, как она любит «Громобой»…
Слыша, с какой уверенностью четверлинг это говорит, гоблинша опешила. Если бы ее волосы не стояли дыбом от природы и от грозы, они бы встали дыбом сейчас, когда она поняла смысл услышанного.
– Да, Хитрован, а ты правда глупее, чем я думала. — Медленно произнесла она.- Кайра любит «Громобой» потому что ты на нем. Если бы ты летал на стареньком «Падучем камне», она бы была без ума от того кораблика. Если бы работал в лавке торговцем, она преклонялась бы перед этой лавкой.
– Во-от как… — несколько растеряно сказал Хитрован и даже перестал стучать световыми камнями на какое-то время.
– Хитрован, пожалуйста, во имя Неба и Земли, никогда, не при каких условиях е говори Кайре об этом. Пожалуйста. — попросила его Тиэль, серьезно глядя в глаза.
Тут корабль снова сильно тряхнуло, и четверлинг продолжил световой стук, стараясь держаться как можно ближе к двоим сокамерникам.
Дверь снова открылась, и за ней опять был Стоуп. На этот раз его увидела и ТиЭль — в первый раз он не был ею замечен. Она просто таки впилась взглядом в старого знакомого, пытаясь узнать в нем того трогательного талантливого юношу из кузницы.
– Корабль вот –вот разрушится. — сообщил он. — Уходите, пока мы еще не в Сумеречных Лесах. Мы тоже скоро покинем «Громобой», а вы пока воспользуйтесь моментом, только без глупостей.
– Как там без глупостей? — крикнул ему Хитрован, — Как мы без паракрыльев спрыгнем?
– Протри очки, вот, я их вам принес. — указал Стоуп на нечто, что положил в дверях. После этого повернулся и быстро ушел.
– Бежим! — скомандовал Хитрован и первым побежал к крыльям.
Остальные не возражали. Окурок положил брошенные квартермейстером камни обратно в сумку ТиЭль, потом помог ей встать и надеть паракрылья, и сам надел. Все трое нашли участок, где можно спрыгнуть, не попавшись на глаза остальным, и вскоре покинули благородный невезучий корабль. Или не невнзучий, если на нем все же никто не умер…
Наверное, ТиЭль оценила бы полет на этих крыльях, если бы не полуобморочное состояние, путающиеся мысли и льющиеся слезы. Она никогда не была слишком сентиментальной, и плакать почти не умела, но сейчас была особенная ситуация. Одновременно она и выполнила, и провалила свою собственную миссию, и разочаровалась, и снова очаровалась. А больше всего ей сейчас было жалко «Громобой», потому что у команды есть шанс спастись, хоть и далеко не стопроцентный, а корабль не такой мобильный, хоть тоже живой и сопереживающий, — она сегодня это очень явно ощутила. Возможно, они видели этот особенный корабль в последний раз. Небольшой санктафраксовский корабль, всю жизнь выполнявший не свою роль. А может быть, это наоборот была его роль — быть блуждающим пиратским кораблем, если его истинное предназначение — преследование бури, сейчас разрушает его? Как «Палач Бурь» оказался Санктафраксовским кораблем, хоть и был построен как пиратский… Все случайности не случайны. Как жаль, что не все на свете хорошо кончается, и что не все возможно изменить.