И тогда я спросила:

— Помаду какой фирмы вы предпочитаете?

Сначала была пауза. Очень долгая. Видно, кто-то из моих ангелов-хранителей еще не окончательно забылся в алкогольном угаре и решил дать мне шанс. Еще можно было убежать, но я снова затормозила.

И пауза закончилась.

— Ах ты сучка! — ответила женщина. Я сразу усомнилась в том, что такая косметическая фирма может существовать. — Помада, значит! Еще издеваться решила! Ты что ли губищи свои на воротнике моего мужика оставила? Прошмандовка! Да еще вопросы тут!..

Она замахнулась сумкой, в которой, судя по внешнему виду, могло лежать с десяток кирпичей.

И вот тут-то я, наконец, побежала, спотыкаясь, не разбирая дороги и не слишком заботясь о том, куда меня этот бег приведет.

Стоит ли удивляться, что привел он меня прямиком в какого-то прохожего. Я вписалась в него со всей дури, он не удержался на ногах, и мы дружно грохнулись на асфальт. Вернее — он на асфальт, а я на него. То есть всяко-разно мне было мягче.

— Лисова! — услышала я знакомый голос прямо у себя над ухом. — Вы все-таки решили меня убить.

11

— А вы что здесь делаете? Пришли лично убедиться в том, что мы достаточно страдаем?

Я не знаю, почему это сказала. Вообще-то, хамить начальству не то, чтобы мой конек. Да и не только начальству.

Я предпочитаю с людьми не ссориться. Мне лень. И страшно. Для того чтобы я начала ссориться, меня нужно хорошенечко вывести из себя. Или сломать мне жизнь, как это сделал Павел Александрович. И то, если помните, ссорилась я с ним совсем недолго. А теперь мы вполне себе друзья. Он мне даже цветы иногда присылает. Имитационные.

Так что с чего вдруг я начала обвинять Никиту свет Владимировича во всех грехах, я, пожалуй, сама не отвечу. Возможно, от стресса. Не каждый же день мне приходится сначала приставать к плачущим детям, потом — опасаться за жизнь товарища по работе, а после, спасаясь от верной гибели, врезаться в босса.

Но я быстро осознала свою ошибку и пробормотала:

— Извините, я совсем не это хотела сказать. Я хотела сказать…

— Лисова! — перебил меня босс. — Что бы вы там ни хотели мне сказать, давайте сначала вы с меня встанете.

Черт! Как неловко вышло!

Я с него не встала. Я взвилась. Никогда не думала, что способна так быстро принять вертикальное положение.

А вот Никита Владимирович поднимался медленно, охлопывая себя, ощупывая и, кажется, удивляясь, что все части тела все еще на месте.

— Вы в порядке? — запоздало поинтересовалась я.

— Я — да, — ответил Никита Владимирович, — а вот мой костюм вряд ли.

Я внимательно осмотрела его костюм, даже зашла сзади. По-моему, с костюмом было все прекрасно, разве что чуть-чуть запылился. В конце концов, не в ноябрьскую же слякоть я уронила их с хозяином!

— Простите, честное слово, я не хотела, но если нужно… — я чуть было не ляпнула, что все компенсирую. Но, к счастью, вовремя остановилась. Боюсь, чтобы компенсировать стоимость этого костюма, даже с учетом моего изрядно улучшившегося финансового положения придется устроить распродажу органов.

— Скажите, Лисова, — кажется, Никита Владимирович даже не слушал моего бормотания, — а что вы думаете об этом тренинге?

— Вам правду сказать? — на всякий случай переспросила я. Помнится, совсем недавно я сама молча возмущалась тому, насколько нелеп этот вопрос. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь ответил: нет-нет, только не правду, правду я не выдержу.

— Да зачем! Соврите мне что-нибудь правдоподобное, — ослепительно улыбнулся Никита Владимирович.

Так, если он способен шутить и улыбаться, значит, все не так плохо.

— Ну уж нет! — ответила я. — Я вообще-то не собиралась жаловаться, но раз уж вы спросили, извольте выслушать.

А что, чем черт не шутит!

Может, если я раскрою Никите Владимировичу глаза на все эти тренинги, он образумится и поймет, что негоже так над людьми издеваться.

И на следующей планерке выйдет к народу и, утирая платком непрошеные слезы, скажет: «Простите меня, дорогие сотрудники! Я был не прав. Много месяцев я устраивал для вас жуткие тренинги, устраивал бы и дальше, если бы не одна отважная и самоотверженная девушка, которая не побоялась раскрыть мне глаза на гнусность этих мероприятий. И теперь (в этом месте он обязательно прижмет руки к сердцу) я торжественно клянусь, больше никаких тренингов! Никогда! Зуб даю!»

И тут благодарные сотрудники начнут аплодировать, утирать слезы и краешком глаза посматривать в мою сторону. А потом кто-то один скажет: «А ведь это Лисова!».

И все зааплодируют еще громче и зарыдают еще сильнее. Меня будут сердечно благодарить, обнимать, а кто-нибудь обязательно возьмет автограф и сделает селфи на фоне меня…

— Я так понимаю, рассказ предстоит долгий, — вывел меня из задумчивости голос босса.

Ну, что за человек! Даже помечтать не дает.

Я кивнула.