Окна школы задрожали от идущего на посадку ракетоносца.

Прежде чем приступить к описанию нашего похода за Вологодское шоссе, ещё одно воспоминание. На сей раз о том фильме, который нам показывали в кабинете физики. Поначалу это был праздник! Вместо физики два урока будут фильм показывать! Экран белый на классной доске приладили, опустили затемнение на окнах. Аппарат застрекотал – экран пошёл чёрными пятнами, кляксами, крестами. Из динамиков шли тягучие звуки, и по ним стало понятно, что с самого начала фильма будет назревать преступление. «Тучи над Борском». На этом праздник закончился. Фильм тяжёлый. Девушка-старшеклассница попадает в секту. В самом начале фильма – немного про школьную любовь. Директор школы нечутко отнёсся… Отец – большой человек на крупном заводе. С дочерью разговаривает, не выпуская телефонной трубки, в которую даёт указания, по вечерам дома что-то пишет. На столе у него – белый бюстик Ленина. «Папа, Бог есть?» – «Не встречал…» – тон ответа такой, что вспоминается полковник Скалозуб из «Горя от ума»: «Мы вместе не служили»… Верующие в фильме раздражают. Понятно, отсталая часть населения, пребывают в религиозном дурмане… бабушки в платочках встречаются… и мужчины есть… есть и молодые… один… тупой какой-то, но добренький… через него девушку заманивают в секту… Персонажи, достойные отвращения! Но в основном молодые – нормальные люди, в Бога не верят. Двадцатый век на дворе! Запомнилась фраза из фильма: «Пушкину радио колдовством бы показалось!» Молодые в школе антирелигиозный вечер организовали. Классно!.. Сценку показали: попы прибыль от продажи свеч подсчитывают. На иконе Божьей Матери глаза просверлили и к дырочкам подвели трубки, а их водой наполнили. В нужный момент дунули, и из глаз Богородицы – кровавые слёзы хлынули!.. Правду-матку!.. Молодцы!.. но!.. Сектанты девушку распяли, а перед этим она комсомольский билет на стол положила, и отец её попал от расстройства в больницу. Фильм хорошо заканчивается. Спасли девушку, не дали распять, можно сказать, с креста сняли.

До конца урока оставалось несколько минут. Пока лаборантка собирала аппарат, мы сгрудились вокруг Галины Парамоновны.

– …случай, ребята, не типичный, но такое недавно было в Архангельской области…

Нам всем страшновато. Нет, в секту нас не!.. но!.. но!.. Убирается затемнение с окон, дышать чуточку легче. Хочется организовать антирелигиозный вечер, а в уме уже целая история придумывается. Девушку из нашего класса (тут ещё отнюдь не ясно, кого именно) заманивают в секту, а мы (ну, я, Игорюха, Саня, Коля, Витька, Юрка – все, всем классом) накрыли сборище сектантов! Понятно, опасаясь за свои жизни… Галину Парамоновну слушаем и раздражаемся на сектантов… и вообще на верующих… Никак эту религиозную заразу из них не выбьешь. У меня у самого две бабани в церковь ходят – попам прибыль от свечей обеспечивают.

Никак не доведу тебя, Марина, до Вологодского шоссе, но надеюсь, что все мои вставки пригодятся, несмотря на внешнюю несвязность повествования.

Не знаю, как сейчас, но танцы в тогдашней школе – это нечто безобразное. Учителя с некоторой смешливостью посматривали на наше кривляние под магнитофонную музыку, пропущенную через усилитель. Вроде бы и танцевальные кружки в младших классах посещали, вальсу нас обучали. Мне всегда было немного неловко и немного стыдно за себя, когда принародно дёргался под музыку, но вокруг меня все дёргались, и никто не признавался, что им не нравится. Я же не дефективный какой!.. всем нравится, а мне не нравится!.. что же я, несовременный, что ли?.. Все дёргались, как марионетки. И я делал вид, что мне нравится! И выделывал!.. вот чё!.. вот чё!.. молодец!.. Мани, мани, мани!.. что-то там рич мэн… брюки – клёш от бедра… Мы, Марина, точно издевались над собой… Столы и стулья в актовом зале сдвинуты в угол… танцы под магнитофон… потом вокально-инструментальный ансамбль организовали…

Однажды (мы учились в девятом классе) кому-то пришла в голову идея пригласить к нам в школу на танцы старшеклассников с Лесной Речки, из соседнего гарнизона. Подёргались часа полтора, а ближе к концу (не помню уже, кто с кем повздорил) появились первые потаковники и стали подначивать припугнуть гостей, проводить так, чтобы надолго запомнили. Никто тогда и не спрашивал, чьи взаимные недоумения породили конфликт. Все уклонились к худшему. Да и как не уклониться? Да нас раза в три-четыре больше! Напугаем до!.. Дадим им всем!..

Гости уходили пешком, благо до соседнего гарнизона – три километра по бетонке, но лесом. Наша страстная толпа – за ними. У нас одни парни, а они ещё и с девчонками. Кто-то из наших чиркал чем-то железным по бетонке, кто-то, скверня язык, оглашал воздух срамными выкриками. Вышли из гарнизона и подошли к КПП. Матрос с красной повязкой на рукаве с непонятным восторгом наблюдал за нашим шествием и, похоже, раздумывал, присоединиться ли самому или позвонить начальству. Я уже не понимал, зачем надо было подныривать под шлагбаум. Попугали – пора расходиться, но почему-то никто расходиться не собирался, и я поднырнул под шлагбаум. Почти все одноклассники мои рядом… вот Игорюха… вот Витька… Тут раздался угрожающий крик, и взметнулись в воздух большущие слеги, и толпа хлынула на меня. Изнутри каждой клеточки просочился страх, развернул и, командуя ногами, погнал обратно на КПП. Там увесистые слеги не пробьют голову, не раздробят ключицу. В мыслях тогда не было, что Господь страх навёл. Не моё изволение стало управлять телом. Я ещё бежал, а совесть готовила мне уже обвинение. У КПП сообразил, что побежали не все. Игорюхи рядом не было… товарища бросил!.. побежал туда, откуда драпанул, а там Игорюхе девчонки с Лесной Речки кровь вытирают…

В моей поддержке Игорь уже не нуждался.

В гарнизон возвращался один с мутным осадком на душе. Как соску мусолил свой грех, злословил сам себя. А у Дома офицеров у афиш встретил потаковников. Вид они имели чрезвычайно насмешливый и гордоватый, будто в том, что они подбили нас на такое дело, была какая-то доблесть. Один ржёт, изображая, как мы драпанули, а другие посмеиваются, будто они и ни при чём вовсе… а я… товарища оставил… Портреты героев-североморцев обычно подбадривали, а теперь оставались немы… Игорь, кстати, ни разу не укорил меня ни большим языком, ни маленьким, не уязвил намёком, но унывающего выслушать было некому. Родителям рассказать?.. как-то уже не!.. Наде?.. не хотелось себя перед ней обесславливать!.. Кто снизойдёт до того, кто товарища бросил?.. Кровушка во мне плакала, вот как, Марина, тошновато было. Отмотать бы чуток назад… Пусть бы до смерти забили – легче бы было!

Через полгода рассказал обо всем тебе. Говорил, переживая каждое слово. Был уверен, что дальше тебя мои слова не пойдут. Да не в этом дело! Я как бы предощущал, что ты мне поможешь. Чем именно, понятия не имел, но поможешь… Пришёл к тебе под каким-то предлогом (а может, и без предлога, а как обычно – не мог решить какой-нибудь заковыристый пример по математике) и свёл разговор на свою боль, рассказал о том, как смалодушничал при печальных обстоятельствах. Бровь твоя дрогнула, а тёплая ладонь участливо накрыла мою, холодную. Пальцы твои успели сказать: «Всё будет хорошо». И мне стало не так одиноко, как в последние полгода. Забота моя начала рассеиваться, а в мире стало теплее.

– Это хорошо, что ты переживаешь, а я уж начала думать, что тебе всё равно. – Моя бабушка говорит, что иногда полезно помучить себя за грехи. – И снова дотронулась пальцами до моих пальцев.

– Будто меня изнутри избили – ноет всё… Ты смотрела на меня в надежде, что подобное в моей жизни больше не повторится.

– Ты потом рад будешь, что такое случилось ещё в школе, – сказала ты в ободрение. – Лучше бы оно не случалось, но раз уж оно имело место быть, лучше пораньше… С тобой такого не повторится!.. Ты только на рожон не лезь!.. по всякому поводу…