Мы учились в четвёртом классе. В тот вечер должны были транслировать репортаж с матча на Кубок СССР по хоккею с шайбой… из Пензы… должны были транслировать матч «Дизелист» – «Динамо» (Москва). «Дизелист» в Высшей лиге никогда не играл и играть не будет, потому что стоит только в Пензе появится талантливому игроку, его тут же забирают в Москву. Но в розыгрыше кубка страны принимают участие команды низших дивизионов, и любая (в двух-то играх!) может победить не только «Динамо», но даже «Спартак» или ЦСКА. И вот должны были транслировать матч из Пензы. Очень не хотелось, чтобы в тот вечер там пошёл снег. Дело в том (стыдно сказать), что в Пензе нет крытого катка, и будет очень неудобно, если шайба начнёт застревать в снегу. Конечно, «Дизелист» проиграет и дальше одной восьмой финала не поднимется, – а вдруг? Бывает же чудо!.. За окном – белым-бело, батареи тёплые. Рубашка на мне тёплая, штаны с начёсом, толстопятые шерстяные носки на ногах. К радиоприёмнику подсел пораньше, чтобы ни дай Бог… На соседней волне шла какая-то радиопостановка… механический пёс… пожарники какие-то книги жгут… Я заинтересовался, прислушался и остался на волне, прильнув благопокорным ухом к динамику. Стул подо мной ни разу не скрипнул, пока голос диктора не объявил: «Вы слушали радиоспектакль по повести американского писателя Рэя Брэдбери «451* по Фаренгейту». Душещипательной радиопостановкой я был поражён! Не то!.. я будто из тела вышел, когда слушал… я… я… я преданно ловил каждую интонацию актёрского голоса. Мир Рэя Брэдбери вошёл в меня, завладел всем моим существом. Не только мой разум, но и жилы и кости мои пропитались этой чудной повестью. «Бежин луг» Тургенева, «Ванька Жуков» Чехова – классные рассказы, а «451* по Фаренгейту»… Ы!.. Дело не в том, что автор не русский человек… другое!.. между ними была разность, определить которую я не мог, сравнение не давалось мне… Фаренгейт какой-то загадочный!.. Все термометры по Цельсию разлинованы!.. Кто такой Фаренгейт, ни отец, ни мать не знали, даже Саня Гуленков не знал, кто такой Фаренгейт. Том Большой Советской Энциклопедии на букву «Ф» ещё не выпустили. Послушать бы ещё раз эту радиопостановку, но!.. когда ещё будут повторять?..

В библиотеке Дома офицеров не оказалось книг Рэя Брэдбери. Надежда, видимая уже как сбывшаяся, рухнула. Библиотекарша пришла в смущение от навернувшихся у меня слёз. Она предлагала другие книги. Она не подозревала, что в обилии предлагала суету. На какое-то время библиотека утратила для меня свою привлекательность (до того дня, как на полках появилась книга «451* по Фаренгейту»). Мне даже подумалось, что книги Рэя Брэдбери изъяли и сожгли. Хотелось написать кому-то в Москву и попросить, чтобы повесть «451* по Фаренгейту» включили в школьную программу по литературе… Вращая ручку настройки радиоприёмника, надеялся, что будет повторная трансляция радиоспектакля, но – увы! – крикливая суета жизни неслась изо всех вещательных точек, даже на иностранных языках, которых я не понимал, но… я снова вспоминал повесть Брэдбери, и она снова выталкивала меня из будничной сутолоки, и я снова, как тогда считал, поднимался на некую высоту. Уютная квартира заполнялась героями повести. В дверях толпились бывшие мои сослуживцы по сжиганию книг (мои уже, а не Мэнтога). Они пришли, чтобы сжечь мои книги, они пришли за мной. По приозёрному лесочку, отыскивая меня, уже рыскал механический пёс, и отравленная игла время от времени появлялась из его пасти. Поднимались с аэродрома и пролетали над озером брюхатые ракетами самолёты, а моя воображаемая жена, не отрываясь, смотрела глупые телевизионные передачи. С чем можно сравнить моё тогдашнее состояние? Вспомни северное сияние. О чём мы думали, когда любовались им? Да ни о чём!.. просто тихо наслаждаешься зрелищем, просто заворожен красотой явления! Смотришь на его разноцветные переливы, смотришь на их дыхание, и жизнь в эти минуты кажется исполненной смысла. Ты тот же мальчишка-четвероклассник, но будто вошёл в твоё сознание кто-то большой и добрый, и ты сейчас с ним. Он отпустит тебя совсем скоро, и тебе его будет чуточку не хватать. Потому тебе и хочется смотреть на северное сияние как можно дольше, хочется, чтобы оно не исчезало, чтобы не отступало от тебя нечто великое, чтобы ты сам с ним становился как бы немного побольше. Ты соприкоснулся с чем-то непохожим на всё остальное, и не хочется лишаться этого касания… Нечто подобное я испытывал после прослушивания радиопостановки по повести Брэдбери. Я даже ожидал перемен к лучшему. И ещё! Рэй Брэдбери – мой современник (по утрам и вечерам чистит зубы, ходит в магазин за хлебом) и, так же, как и я (я был уверен в этом), недолюбливает США с их президентами, капиталистами и гангстерами. Но это не главное, это как бы в скобках. Повесть вводила (не осознавалось ясно) в пытливые изыскание внутри себя самого. Хотелось стать лучше, и я делал добросовестные усилия в этом направлении. Казалось, что склонное к худшему расточалось во мне.

Чуть позже в моей жизни появились книги Ивана Ефремова, и в старших классах, Марина, я переселился на Ян-Ях. Ни фига не про Китай Иван Ефремов писал, а про нас… про всю нашу Землю. Ян-Ях – это наша Земля, на которой (по Ивану Ефремову) накопилось много «человеческой дряни, ибо выживали преимущественно приспособленцы, палачи и стукачи (за малым исключением)». В старших классах я не исключал возможности, что Иван Ефремов – это описанный им же самим Вир Норин, который остался на планете Ян-Ях, чтобы донести до жителей информацию о существовании цивилизаций Великого Кольца, которую олигархи от народа скрывали. Вир Норин остался на Земле и, взяв себе имя Иван Ефремов, донёс до нас то, что хотел донести.

Я бродил по окрестностям гарнизона и мысленно писал фантастическую повесть. Она просилась на бумагу. Возвращался домой, рука уже тянулась к шариковой ручке, но… дальше этого не шло. Это была повесть из жизни на Ян-Ях (как бы продолжение «Часа Быка» Ивана Ефремова, из тех времён, когда Серые Ангелы (по тогдашнему парению моего ума я был близок к ним) уничтожили власть олигархов. У меня была подруга… Вот тут и беда!.. Надя как-то не представлялась на Ян-Ях. Все литературные героини были перепробованы: и тургеневские барышни, и… даже Грушеньку из «Братьев Карамазовых» пытался переселить на Ян-Ях, но не уживались они там – в моей истории должна была быть девушка, похожая на тебя.

Мы курировали амфолопсихов (поначалу это были только отвратительные персонажи из фильма «Тучи над Борском»). Программы, которые мы писали, убирали их из среды нормальных людей, втягивали в себя и держали цепко. Мы считали себя чуть ли не благодетелями, ведь мы дарили несчастным то, чего они никогда бы не смогли достигнуть, продолжая жить реальной жизнью. В наших программах им жить было интереснее, в наших программах амфолопсихи соблюдали все заповеди, молились чистой молитвой и, предугадывая конечную цель, шли к ней. Они видели Царствие Небесное, оно раскрывалось перед ними, и они думали, что смотрят на себя и вокруг себя очами Бога. Вот чем я занимался на Ян-Ях, но потом, Марина, встретил тебя.

«…у лестницы чёрного камня, которая двумя полукружиями поднималась к массивным чёрно-золотым дверям (декорации Ивана Ефремова). Медленно по вертикали вставало большое ядовито-розовое осеннее солнце. Сухие листья на изголуба-сером асфальте, казалось, горели и не сгорали. По тротуару навстречу мне шла женщина в сиреневом плаще. Она не наступала на горящие, но не сгорающие листья, точно боялась осквернить подошвами маленькое чудо. Лицо женщины, казалось, светилось изнутри (что изъявляло светлость её души) и выражало радостное удивление, а тёмные глаза пытливо смотрели на горящие и несгорающие листья, точно видели в них прообраз чего-то более высокого. Глаза её боялись, что красота с городского асфальта вот-вот ускользнёт. Тонкая бровь удивлённо изогнута. Если бы я был амфолопсихом, то непременно решил бы, что душа этой женщины утонченна, легка и чиста, как прохладный осенний воздух. Ещё мелькнуло в сознании: «Возможно, совсем скоро придётся писать программу и для неё». Солнце планеты Ян-Ях поднялось по вертикали выше, и листья на асфальте потухли. Женщина смотрела на меня, её чёрные глаза призывали меня что-то вспомнить, узнать её… и я, Марина, узнал тебя. Большой палец твоей левой руки совершал едва заметное движение, будто перебирал зёрна чёток.

– …я не первый раз иду этой дорогой… хотела с тобой встретиться… Я долго не могла, Женя, поверить, что ты работаешь здесь!.. Раньше писатели радовали людей своими повестями и рассказами, заставляли задуматься над смыслом жизни, а теперь писатели пишут программы и принуждают православных жить в виртуальных культурно-религиозных резервациях. Многие боятся людей из вашего союза, но я тебя не боюсь, Женя, и тебе нечего меня бояться.

– Почему я тебя должен бояться?

– Парадный подъезд – самое безопасное место, где нам можно встречаться. Если что, скажешь змееносцам, что работаешь с очередным амфолопсихом».

После нескольких встреч ты уговорила меня покориться праведности и уйти от людей, для которых совершенно закрыт и непонятен мир духовный. Совесть уже давно готовила обвинение против меня, и я согласился с твоим предложением. Мы ушли в катакомбы к православным… Недостаток внешних впечатлений нашей тогдашней гарнизонной жизни содействовал богатству внутренних переживаний, а внешнюю форму я им придумывал без труда. Приключений на Ян-Ях было предостаточно. Дюма-отец и Дюма-сын отдыхали! Может быть, мне позавидовал бы и сам Иван Ефремов, если бы я смог на бумаге формализовать свои мысленные приключения… Змееносцы (тайная служба правителей Ян-Ях) преследовали нас, ибо узнали, что мы молитвенно прорываемся к духовному Свету. На нас устраивали облаву за облавой, но мы всякий раз уходили от них. Внешне наша жизнь была преисполнена бедствий и неудач, но по внутреннему ощущению жить нам было легко. В нас укреплялся навык к катакомбной жизни, и мы имели духовное веселие.