Шрифт:
Лезть молча, слыша только свое натужное пыхтение, отдающееся в колодце зловещим эхом, было неуютно, и я продолжила допрос:
– Мы говорили о твоем друге детства… - голос гулко разнесся по трубе.
– Ну да. Полди - сын Гейдериха, короля Нибелунга.
– Ну надо же. Еще один наследник.
Я вспомнила клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами, видавшую виды жилетку с кучей карманов, оттопыренных всякой всячиной. Кожа в татуировках, темные волосы забраны в хвост… Нос картошкой, хитроватые умные глаза…
– У Нибелунгов нет кровных традиций наследования. Королем становится самый достойный, или, как говорят у них, компетентный. Тот, кого выберет сообщество.
– Весьма похвально… - руки отваливались, швы на спине неприятно тянуло.
Я уже всерьез опасалась, что упаду, потеряю сознание и разожму руки, когда эхо изменилось.
Наконец мы спрыгнули в горизонтальный туннель. По дну бежала узкоколейка, под потолком, насколько хватало глаз, в обе стороны тянулись провода с желтыми лампами в проволочных сетках. Пахло пылью и крысиным пометом.
– Глубоко забрались господа Нибелунги… - пробормотала я, переводя дыхание. В висках бухало, ноги дрожали, но я не хотела подавать виду, насколько мне хреново.
– Их город расположен под сетью метро.
– объяснил Тристан. В тусклом свете ламп лицо его казалось мутным белесым пятном.
– Питер стоит на слишком вязкой почве, так что гномам пришлось углубиться ниже уровня грунтовых вод, чтобы их всё время не заливало. Это - самая глубокая Шахта в мире.
– Ясно… Слушай, тебе ведь нужно с матушкой разобраться, а мы, получается, прячемся.
– Не прячемся. Предпринимаем стратегическое отступление. Тем более, без Полди я её не найду. Барон прав в одном: хватит бегать по лесам. Пора задействовать тяжелую артиллерию.
Потихоньку мы двинулись вперед. Точнее, куда-то на запад, всё так же шагая по шпалам.
– Послушай… как бы между прочим спросил Тристан, - а ты не хочешь рассмотреть идею вернуться к Ярристу?
Меня будто ударили. Лицо онемело, воздух вдруг нагрелся и загустел. Почувствовала себя раком, брошенным в кипяток.
– Хочешь от меня избавиться?
– он остановился, и секунду пусто смотрел на меня, а затем взорвался:
– Да нет же, нет! Никогда так больше не думай! Просто… Видишь же, со мной как? Два покушения за один день.
– А моя жизнь - сплошь розы да песни, ты это хочешь сказать? Забыл о Носферрату? О Вито?
– Я мог бы сказать, что рядом с Ярристом тебе на на Вито, да и на Носферрату будет плевать с высокой башни.
– Мог бы.
– согласилась я.
– Но ведь не скажешь, верно?
Мы снова тихонько пошли вдоль рельсов, молча, слушая шорох собственных шагов. Да еще лампочки над головой иногда негромко потрескивали и мигали.
Через полчаса я не выдержала:
– Я тебе уже говорила, что в любом случае не вернусь! Только не к Ярристу.
– Ты его любишь. Ты любишь его, и поэтому никогда не будешь со мной!
– Конечно, я его люблю!
– я задохнулась.
– Но… Ты ту ни при чем. Понимаешь, он - как солнце. Когда далеко - излучает живительное тепло, но стоит приблизиться - опаляет. Я… Я просто не могу. Когда я с ним, всё выглядит простым и ясным до предела: я его люблю, отдам за него жизнь, сделаю всё, чтобы он был счастлив. Но его глаза… Эти его прекрасные устрашающие золотые глаза, говорят: ты - ничто. Меньше, чем ничто. По сравнению с вечностью ты - пыль на немытой пятке нищего погонщика ослов. Возможно, ты представляешь некоторую ценность, но это еще надо доказать.
– Согласен, в этом что-то есть.
– Тристан начал прихрамывать. Туннель всё не менялся.
А я не могла остановить словоизвержение. Мне еще ни с кем не приходилось говорить о Ярристе, о своих чувствах к нему. Мне кажется, Тристан должен понять. Он - такой же, как я…
– Когда Яррист рядом, я будто растворяюсь. Перестаю осознавать себя личностью. Помнишь, я рассказывала, что он меня бросил на Майорке? Так вот: когда он ушел, я решила умереть. Его отсутствие воспринималось, как глубокая рана в сердце и причиняло нестерпимую боль. Казалось, кровь больше не бежит по венам, легкие не желают качать воздух. Я хотела спрыгнуть с обрыва. И знаешь, что остановило? Мысль о нем же, о Ярристе! О том, что он расценит моё самоубийство, как трусость. Я прекрасно понимала, что Майорка - просто очередное испытание. На эмоциональную устойчивость, в том числе. Я просто не могла его подвести. Но, через некоторое время, преодолев ломку, я решила, что больше так не могу. Он играл мной, как куклой. Захотел - приблизил, надоела - оттолкнул без сожаления. Я больше не хочу гореть. Никогда.
– «Серафимы находятся в постоянном движении вокруг божественного, и озаряют все вокруг жаром от своей быстроты и бесконечности полета. Они способны возвышать и уподоблять себе низших существ, воспламеняя их сердца, а так же очищать их, подобно молнии и всепожигающему огню. Их образ световиден и обладает неприкрытостью и неугасимостью.»
– Что это?
– Цитата. Из Симеона-мага, если не ошибаюсь. За точность не поручусь, но примерный смысл таков.
– И… Почему ты её вспомнил?