Действие переносится в Афины: Орест сидит перед храмом богини, обняв её кумир (статую), и взывает к её суду, Эриннии хороводом вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдём кровавый закон: кто пролил родную кровь – тому поплатиться своей; иначе не станет рода! Он бежать – мы за ним; он в Аид – мы за ним; вот голос старинной Правды!» Афина предстаёт из храма: «Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом афинянам, а я этого не хочу; пусть же лучшие из афинян сами свершат суд, сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? Не рухнет ли древний порядок?

Выходят судьи – афинские старейшины; за ними – Афина, перед ними – с одной стороны Эриннии, с другой – Орест и его наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». – «А она убила мужа». – «Муж жене – не родная кровь». – «Я такой матери – тоже не родная кровь». – «Он отрёкся от родства!» – «И он прав, – вмешивается Аполлон, – отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод, мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот перед вами Афина, без матери рождённая из головы Зевса!» – «Вершите суд», – говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу оправдания. Подсчитывают: голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, – говорит Афина, – и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве голосов подсудимый считался оправданным – «голосом Афины».

Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают сцену. Перед Афиной остаются Эриннии. Они в неистовстве: рушатся древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать ли на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, – убеждает их Афина. – Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским семьям многодетность, афинскому государству крепость. Родовая месть цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как «Благих богинь» – Евменид. А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вокруг общих дел, против общих врагов». И уже не Эринниями, а Евменидами, под водительством Афины, хор покидает сцену.

В трилогии «Орестея» мы находим три основные перипетии: убийство Агамемнона и Кассандры, убийство Клитемнестры и Эгисфа и оправдание Ореста. Эти три момента и позволяют говорить о трилогии, как о вполне определённой драме. Но каждый из этих трёх моментов вполне самостоятелен и имеет свою подготовку действия и своё развитие. При этом они отличаются длиннотами и имеют свой особенный ораторный характер, что говорит об ослаблении самого драматического характера. В этой трилогии ещё очень много эпического, надличностного, хотя личность здесь уже присутствует. Например, эпическим элементом в образе Ореста можно считать религиозное очищение, которое он получил в Дельфах. Но сам характер главного героя полон сомнений и внутренних терзаний, напоминающих знаменитую нерешительность будущего Гамлета или героя экзистенциальной драмы Ж-П. Сартра «Мухи». С «Гамлетом» «Орестею» Эсхила роднит тема мести матери за смерть отца. Вместе со своей сестрой, Электрой, Орест оплакивает жалкую участь отца. Намереваясь убить мать, он колеблется под влиянием её речей о материнстве. И если бы не вмешательство друга Пилада в самую ответственную минуту, то убийство могло и не произойти. О беспомощности Ореста перед Эринниями и говорить не приходится. Их ужасный облик изображается самим главным героем так, что их можно принять за плод его фантазии или бреда. Это обстоятельство и вдохновило в дальнейшем Ж-П. Сартра на образ мух, которые раздирают на части сознание бедного Ореста, оказавшегося перед необходимостью выбора. Пред нами картина настоящего безумия. Это безумие чувствуется и в трагической иронии, также близкой к диагнозу социопатического поведения, когда маньяк лишён всякого сочувствия к своей жертве. Помните, Клитемнестра встречает своего мужа Агамемнона по-царски, по-восточному пышно, приглашает на пир, хотя пир этот закончится кровавой бойней. Клитемнестра зовёт на пир и наложницу Кассандру, трофей мужа в Троянской войне. Она зовёт Кассандру к очагу, где якобы нужно принести в жертву овцу и где уже для этого готов нож, но зрителю ясен смысл этой жестокой иронии бесчувственного убийцы: всё заранее готово к совершению вероломного преступления. Кажется, что кровавым безумием охвачен весь дворец в древних Микенах. Но такое же массовое помешательство предстаёт перед нами и в замке Эльсинор. Во время сна отцу Гамлета вливают смертельный яд в ухо, мать, не сносив траурных башмаков, выскакивает замуж за дядю, скорбящий сын вызван на похороны из-за границы, а поспевает на свадьбу, и, наконец, неупокоенный дух отца взывает к отмщению. Безумным предстает перед нами и герой Шекспира. Именно Шекспир в своем «Гамлете» даст исчерпывающую картину внутреннего мира противоречивой личности эпохи Возрождения. Но, явно, возник этот великий образ мировой литературы не только под влиянием средневековых хроник. Возрождение потому так и называлось, что в эту эпоху Европа вновь вспомнила на уровне коллективного бессознательного о своём языческом античном прошлом.

Это был второй великий трагический поэт Греции. Родился он около 496 года до н. э. в Колоне, близ Афин. Родной город был прославлен драматургом в трагедии «Эдип в Колоне». Умер Софокл в 406 году до н. э.

Ещё в 480 г. шестнадцатилетним юношей он участвовал в хоре эфебов, выступавшем в честь победы греков при Саламине. Это дало основание сопоставлять биографии трёх трагиков. Эсхил был участником битвы, Софокл его прославлял, а Еврипид в это время родился.

Драматург смог получить хорошее образование. Он отличался музыкальными способностями. Впоследствии Софокл сам сочинял музыку для своих трагедий. Расцвет творчества этого художника приходится на время, которое называют ещё «век Перикла».

Перикл поднял морское могущество Афин, украсил город, особенно Акрополь, знаменитыми постройками (Парфенон, например).

Парфенон был продуман в мельчайших деталях, совершенно незаметных постороннему наблюдателю и имеющих целью зрительно облегчить нагрузку на несущие элементы, а также исправить некоторые погрешности человеческого зрения. Историками архитектуры отдельно выделяется понятие курва-тура Парфенона – специальная кривизна, вносившая оптические коррективы. Хотя храм кажется идеально прямолинейным, на самом же деле в его контурах нет почти ни одной строго прямой линии:

Стилобат имеет небольшое повышение к центру, так как иначе издалека казалось бы, что пол прогибается.

Угловые колонны наклонены к середине, а две средние – к углам. Это было сделано, чтобы показать их прямыми.

Все колонны имеют энтазис, благодаря которому не кажутся посередине тоньше, однако не столь большой, как у архаических храмов.

Угловые колонны в диаметре несколько толще других, так как в противном случае они бы казались тоньше. В поперечном разрезе они не являются круглыми.

Афины при Перикле достигли высшей степени экономического и культурного развития. При нём Афины являлись крупнейшим экономическим, политическим и культурным центром эллинского мира. В этот период Перикл расширял сферу афинского влияния и готовился к войне со Спартой.