Шрифт:
Подняв глаза в серое небо, покрытое темными тучами, он открыл рот. На вкус дождевая вода оказалась омерзительной. Постепенно он стал воспринимать и другие звуки, помимо мягкого гула ливня. Повернул голову — и в поле зрения вспыхнули яркие огни. Как только спонтанные цветные всполохи исчезли, он сморгнул с глаз дождевую воду и присмотрелся к окружающему.
Он лежал на склоне поросшего травой холма. При ближайшем рассмотрении трава оказалась почерневшей и ломкой. Склон холма усеивали лишенные листвы деревья с белыми, нездорового вида стволами.
У подножья холма, расползаясь по равнине подобно заразной кожной болезни, лежал городок, смахивающий на кошмарное видение наркомана. Полуразвалившиеся домишки, слепленные на скорую руку из дерева и обмазанные смолой, опирались друг на друга и выглядели так, будто готовы рухнуть в любую минуту. Земля по всему городу была изрезана огромными расселинами, и эта паутина трещин извергала ядовитые испарения. Даже на таком расстоянии чувствовалось зловоние серы. Серы и кое–чего еще. Чего–то, смердящего смертью.
— Я умер? — прохрипел он. — Это ад?
— Не ад, — прошептал кто–то рядом с ним. — Заброшенный край.
Он сдавленно охнул и вскочил бы как ужаленный, будь у него силы на что–нибудь, кроме как слегка обмочиться.
Заговоривший с ним сидел на склоне холма, чуть пониже. Из–под тяжелых бровей выпячивались большие водянистые глаза, лысая голова при угрюмом освещении казалась странно деформированной.
— Прости, не хотел тебя напугать. Не думал, что ты выкарабкаешься. Держал старушку Бесси на всякий случай наготове.
— Бесси?
Странный тип указал на огромный металлический секач, лежавший рядом с ним на траве. На нем были видны старые пятна крови.
Он снова содрогнулся и попытался откатиться в сторону, но внезапный спазм в животе пронзил волной боли все его тело.
— Спокойно. Ты чуть не умер. Давай–ка помогу тебе встать. — Пучеглазый тип взял его за руки и помог медленно подняться на ноги. — Как тебя зовут?
— Я… — Ему показалось, он услышал карканье птицы где–то далеко. Птицы из его снов? Не может быть. Это невозможно.
— Коул, — сказал он наконец. — Меня зовут Даварус Коул.
— Рад знакомству. Я Деркин.
Сделав неуверенный шаг, Коул чуть не упал. Деркин протянул руку, чтобы поддержать его, и Коул увидел, что его руки заскорузлые и кривые, а ноги колесом и неестественно короткие. На Деркине был большой плащ, но Коул разглядел, что спина его странно согнута, будто он тащит на плечах тяжелый груз.
— Я рад, что ты выкарабкался, — сказал Деркин. — Последние несколько дней меня беспокоили запястья. Ужасно не хотелось тебя разделывать.
— Извини? — Коул не был уверен, что верно его расслышал.
— Я — трупосек. Здесь, в Заброшенном краю, жмурики не остаются мертвыми надолго, если их не расчленить. Нам вовсе не нужно, чтобы по городу шаркуны–недобитки шастали.
Коул нахмурился. Он будто застрял в каком–то перепутанном кошмарном сне, но боль в районе талии была достаточно реальной.
— Я думал, что в Заброшенном краю никто не живет. Он негостеприимен.
Деркин улыбнулся. Зубы у него оказались хорошими с учетом того, что все остальное в нем было вкривь и вкось.
— Новая Страда — первый шахтерский город, основанный здесь. Мы уже целый год здесь как проклятые вкалываем для Хозяйки.
— Хозяйки?
— Ты же понимаешь — для Белой Госпожи. Хозяйка решила, что магия в Заброшенном краю слишком ценна, чтобы ею пренебрегать. Конечно, сейчас, когда Небесные острова — тоже ее владения, она не хочет отказываться и от Новой Страды. Таковы уж эти чародеи.
При упоминании о магии Коул вспомнил свой поединок с Салазаром на верхушке Обелиска и то мгновение, когда кинжал Проклятие Мага вонзился в морщинистое тело древнего чародея.
— Ты видел мой кинжал? — спросил он. — Клинок слегка изогнут, а в рукоятке — рубин.
— Рубин? — Деркин с сомнением покачал головой. — Кто–то, наверно, украл его, пока ты был без сознания. На борту корабля, который привез тебя из Телассы, было тридцать человек.
— Теласса, — повторил Коул. — Мне нужно туда вернуться. И перебраться на корабле через канал в Сонливию. Там есть кое–кто, и мне надо его найти.
Он стал спускаться по холму. Это потребовало неимоверных усилий, но Сашино лицо, всплыв в памяти, влекло его вперед, пока он не достиг наконец подножья холма, его грязную, заляпанную кровью кожаную одежду заливали и пот, и ливень.