У гаванского причала Роман разыскал своего шкивера, который командовал разгрузкой. Но на вопрос Романа, помнит ли он вчерашнего грубияна, что едва не столкнул его со сходен, огненно-рыжий ирландец-шкивер сердито сплюнул: мало ли какой люд шляется у пристани.

— На нём была ещё такая странная шляпа? — не сдавался Роман.

— Испанская, с длинными полями! — встрепенулся шкивер.

— Вот-вот, испанская! — Роман чувствовал, что напал на след.

Но шкивер хотя и запомнил шляпу, не мог вспомнить её хозяина.

— Постойте, а не пройти ли нам в пивнушку Мэта. Мэт помнит всех своих посетителей, а тот малый наверняка там часто бывает! — предложил шкивер, показывая на домишко с замызганной вывеской, вокруг которого уже с утра толпились портовые пьянчуги.

— О нет, это неудобно! — вмешался вдруг толмач-немец. — Я, дворянин фон Штааль, не могу сидеть рядом с этими пьяницами!

— Что поделаешь, служба есть служба! — рассмеялся Роман щепетильности ганноверца и сказал твёрдо: — Пока служишь, пойдёшь, куда скажу!

Пригласил он составить компанию и шкивера.

Тот вытянул часы из кармана, хмыкнул:

— Адмиральский час! Самое время промочить глотку!

В пивнушке было полно народу, к стойке не протолкнуться, но рыжего шкивера здесь хорошо знали, и скоро он беседовал уже с самим хозяином заведения, стариной Мэтом. Услышав о чудной испанской шляпе, старый Мэт сердито нахмурился:

— Да это не иначе как Виконт! Никогда не был в Испании, а носит испанскую шляпу! И гонор испанский! Пиво ему подавай, видишь ли, с утра свежее! Ну я и выставил его из паба!

— А куда он пошёл? — не отставал Роман.

— Чёрт его знает, скорее всего в доки. Сегодня там будет хороший бокс. Наш верзила Джон — против одного великана, негра с Ямайки! А Виконт почти ни одного боя не пропускает! — По всему чувствовалось, что хозяин паба имел зуб на Виконта, так охотно он вывел Романа на след.

Вечером Роман и фон Штааль стояли уже в шумной толпе грузчиков и «джентльменов», собравшихся в пустующем складе. Посреди, на брёвнах, была устроена площадка, и два полураздетых мужика принялись усердно лупцевать друг друга. То было новое для тогдашней Европы ристалище — бокс. Правила бокса сочинил сам виконт Болингброк после того, как уложил в честном бою ударом в висок знатного бойца из ост-индских доков. «Первые правила гласили: драться только в перчатках, в висок не бить, ногами не лягаться!» — объяснил Роману переводчик. Но виконт Болингброк был сейчас далеко в Париже, а другой Виконт в своей роскошной испанской шляпе восседал прямо напротив, по другую сторону площадки, и Роман сразу узнал его. Когда толпа повалила к выходу, драгун легко разыскал в ней своего Виконта. Молодчик шёл, раскачиваясь, словно на палубе в крепкий шторм.

— Штормит Виконта! — Какой-то грузчик ударил малого по спине, и тот упал в лужу.

— Может, сейчас возьмём? — прошептал толмач.

— Сперва проследим, к кому он путь держит. Ведь нам не Виконт, а его заводила потребен! — не согласился Роман и отвёл руку немца, уже занесённую над Виконтом. И ахнул: на нежных пальчиках господина фон Штааля красовался стальной кастет.

— Это так, для обороны! В доках-то страшно, — скривился в усмешке переводчик.

В эту минуту Виконт вдруг захрипел и Роман наклонился, чтобы поднять пьяницу на ноги.

И тут страшный удар обрушился ему на голову. Фон Штааль не признавал правил бокса: ударил по затылку с размаха.

Очнулся Роман, к своему немалому удивлению, в своей постели. Рядом с ним сидел улыбающийся Сонцев:

— Везёт тебе, драгун, жить будешь! — И на немой вопрос Романа, кто же это с ним учинил, только плечами пожал: — Да тот немчик к тебе ручку и приложил. А в канцелярии фон Бернсторфа говорят, что никакого фон Штааля они к нам не посылали, да и послать не могли, поскольку такого у них нет. Хозяин паба того немчика знает и уверяет, что переводчик тот никакой не фон Штааль, а герр Шульц, доверенный человек Бернсторфа. И не иначе как тот немчик и ключик ворам передал, а когда разыскал ты Виконта, то и тебя шмякнул. А того пьяницу Вионта за ноги — ив Темзу! Твоё счастье, Корнев, что пока он с Виконтом возился, тебя шкивер наш подобрал. А не то и ты бы увидел дно Темзы.

Вслед за Сонцевым явился проведать Романа и Пётр Андреевич, по-стариковски поахал и поохал:

— Вот какова война, даже в мирном городе людей из-за неё бьют! Ну а посольство наше, сокол ты мой, к концу идёт. Не хотят британские министры с нами в союз вступать. Никакой бакшиш не помогает!

На другой день, когда Роман попытался ходить, его снова навестил Сонцев. Рассказал, что в бумагах шведского посла Гилленборга, в коих найдена была его переписка с якобитами, часто упоминалась и фамилия царского медика Арескина. Это привело в такой гнев короля Георга и его премьер-министра, что даже сэр Уолпол не помог: пришлось не союз с англичанами заключать, а приносить им извинения. В свой черёд сей английский демарш разгневал Петра Алексеевича, и он сразу отозвал тайное посольство из Англии. Корабль с посольством взял обратный курс на Гаагу.

Надеждам Петра на скорую войну Англии со свейским королём не суждено было сбыться. В Лондоне пошумели в парламенте и в газетах по поводу связей шведского посланника Гилленборга с партией якобитов, но тем дело и кончилось. Гилленборга освободили из-под стражи и выслали из страны, а затем стали уже шуметь о царском медике шотландце Арескине как отъявленном якобите. Вскоре привёз известие и Толстой, что в Лондоне верх взяла ганноверская партия, которая почитает истинным неприятелем на Балтике не столько шведов; сколько Петра I. Как бы в подтверждение этого известия англичане в Гааге прервали переговоры с Куракиным, а король Георг, отправлявшийся из Голландии в Ганновер, снова отказался от встречи с царём. Зато Петра посетили послы германского императора и Дании. Имперский посол барон Гейм гордо потребовал, чтобы русские немедля вывели свой корпус из Мекленбурга. Пётр ответствовал, что войско то предназначено для скорого десанта в Швецию совместно с датчанами. Посол усмехнулся криво и заявил, что никакого десанта в 1717 году не будет. Пётр в ответ спросил напрямик: где Вена прячет беглого царевича? Несколько сникший барон сказал не без растерянности, что сие ему неведомо.