Шрифт:
Первой тайной резиденцией для царевича была избрана неприступная фортеция в заснеженных тирольских Альпах.
СХВАТКА В АЛЬПАХ
Русский резидент в Вене Абрам Павлович Веселовский1 доводился родственником барону Петру Павловичу Шафирову. Дядюшка, став вице-канцлером, не забыл о своей многочисленной родне, и все трое братьев Веселовских пошли по дипломатической части: Фёдор стал русским резидентом в Лондоне, Исаак остался в Посольском приказе, а Абрам получил выгодное и почётное место в Вене. Резидент, конечно, ещё не полномочный посол, но перед глазами Абрама была головокружительная карьера Шафирова, который начинал свой путь с простого сидельца в купеческой лавке, а закончил бароном и вице-канцлером.
«Дядюшка сумел поймать фортуну за хвост, заключив Прутский мир и войдя в доверие царя, а чем я хуже его!» — размышлял Веселовский.
Однако скоро он убедился, что вокруг царя тесно, оттирают спесивые вельможи, давние соратники Петра I. Другое дело — царевич! Вокруг него было свободно, большие вельможи боялись к нему приближаться, опасаясь царской опалы. А молодой Абрам Веселовский смотрел далеко вперёд и помнил, что государь не вечен. Особенно он задумался над этим после того, как царь тяжело заболел осенью 1715 года. Тогда-то он, будучи в Петербурге, и вступил впервые в сношения с Александром Кикиным, о близости которого к царевичу было известно всем. Веселовский обещал ему переговорить в Вене с имперским вице-канцлером графом Шенборном насчёт царевича. Разговор тот состоялся, и хотя был самый туманный, Веселовский понял, что граф согласен оказать все возможные услуги в случае его бегства во владения Габсбургов.
— Всем известно, что император не из тех монархов, которые выдают своих родственников! — гордо заявил Шенборн русскому резиденту.
Обрадованный Веселовский передал те слова Кикину и тем, как ему казалось, утвердил себя в глазах царевича.
«В новое царствование мой карьер обеспечен!» — радовался Веселовский. К тому же он был уверен, что царевич как человек слабый на бегство никогда не решится и посему можно смело вести двойную игру.
Каково же было удивление Веселовского, когда царевич объявился в Вене! Но это удивление сменилось ужасом после получения грозного рескрипта Петра: немедля прибыть к нему в Амстердам!
«А вдруг царь спроведал о моих переговорах с Шенборном? Тут и дядюшка не поможет...» У Веселовского на встрече с царём все поджилки тряслись, но, слава Богу, грозу пронесло, Пётр ничего не знал о его двойной игре.
Зато царский приказ не оставлял никаких сомнений: немедля отыскать след Алексея во владениях Габсбургов! С тем напутствием Веселовский и отбыл обратно в Вену. Теперь предстояло вести уже новую игру и искать беглеца.
— Найдёшь царевича — будет тебе в заслугу поставлено, не найдёшь — пеняй на себя! — так его и барон Шафиров напутствовал при прощании в Амстердаме. А молодой Абрам советы дядюшки всегда ценил и в Вене, как гончая, взял след.
От богатых еврейских банкиров ему стало известно, что докладчик и секретарь тайной канцелярии, безвестный чиновник, господин Кейль, отчаянно нуждается в средствах и залез уже в большие долги. Для поисков царевича Пётр в расходах не ограничивал, и Веселовский скупил все долговые расписки Кейля. А дале последовала обычная банкирская операция: в доме одного ростовщика русский резидент вернул секретарю долговые расписки, а господин Кейль сообщил Веселовскому местопребывание царевича: замок Эренберг в Тироле!
Скоро от царя прискакал Румянцев с тремя офицерами. Остановились они у резидента. Здесь же и переоделись в мундиры саксонских офицеров.
— Чужие мундиры привлекут внимание, и машкерад сей в таком малом местечке, как Эренберг, само собой, откроют! Почему бы нам не переодеться купцами? — предложил было Роман.
Но Румянцев и слушать не захотел. На закупку купецких товаров потребно время, а его не было. Узнав от Веселовского о местопребывании царевича в Эренберге, Румянцев тотчас рванул по следу.
«Чистая гончая!» — неодобрительно подумал Роман, неохотно отправившийся на эту охоту за беглым царевичем. И дело было не только в том, что он устал от поездки в Лондон, а царь тут же послал его в Вену, но и в том, что ему, человеку заслуженному в боях, не нравилось быть под прямой командой кичливого гвардейского молодца, на днях получившего капитанский чин, хотя он и к ведал, что Румянцев заработал свой чин не на царской кухне, а тоже в лихих баталиях. И потом, он вспоминал, как десять лет тому назад сопровождал Алексея в Новгород и никакого зла к тому тихому и Набожному юноше не испытывал, скорее относился с симпатией.
«А может, просто домой тянет: на сынка взглянуть, жёнку поцеловать?» — размышлял Роман, поспешая вслед, за бравым гвардионцем. Крупные комья мартовской грязи из-под копыт капитанской кобылы летели ему прямо в лицо. Но что делать — таков царский указ: быть в команде хохотуна-капитана, который летит сломя голову, словно помещик на псовой охоте.
«Токмо вот гоним-то мы не зайца, а государя-царевича. И гоже ли гнаться за наследником престола, яко за зайцем?» Вот такие крамольные мысли одолевали Романа, когда они увидели в предзакатных лучах венчавший альпийскую вершину замок Эренберг.