У мамы был роман с Тедом ДеВиттом, знакомым с работы. ДеВитт всегда льстил ей, когда говорил, что она потрясно выглядит и, дескать, только из-за неё он просыпается по утрам. Маме это было в новинку. Отец её любил. Но был лаконичным человеком. Не разглагольствовал о любви. Любил тишину и порядок. На их десятую годовщину отец купил ей шлифовальную машинку (!). А когда хотел приласкать, называл Растягушечкой. (Мама высокая.) Не мама, а шпала какая-то, так шутил отец об её росте. А когда заходил на кухню и видел у раковины эту самую шпалу, притворялся, будто его кондрашка хватил. Мама, очарованная ДеВиттом, стала потихоньку проводить время с ним и отправлялась к нему в отель. В конце концов, она в него влюбилась. (Я тогда об этом ничего не знал. Узнал только пять лет спустя, когда отец, перед смертью, мне всё рассказал.)

Сестра Долорес, узнав о предстоящем разводе, не отпустила нас на перемену и толкнула большую речь на тему развод = смертный грех, после смерти разведённым нелегко, весь класс должен молиться за души матери и отца. Все сверлят меня взглядом, как бы говоря: из-за тебя нас не отпустили на перемену.

В общем, больная тема.

Даже сейчас.

С тех пор пытаюсь быть хорошим отцом/мужем и стараюсь всё делать для детей.

Вечером рассказал про Эву Пэм. Пэм, как обычно, дала разумный совет: действовать осторожно, потерпеть, Эва умничка, она сообразит. Через месяц Эва придёт в себя, обо всём забудет, и снова станет как обычно счастливой.

Люблю Пэм.

Пэм моя опора.

(30 сент)

Прошу прощения за молчание.

На этой неделе произошло какое-то безумие.

В понедельник Тодд Грассбёргер умер (!).

Вы знаете о Тодде, читатели будущего? Рассказывал ли я о нём? Наверное, нет. Мы с ним не были близки. Просто коллеги по работе, и всё. У нас с ним была фирменная шутка: я всё никак не мог вернуть позаимствованный кабель (FireWire). Фактически принадлежал он компании, а не ему. Он это знал, и я знал, что он знал. Просто была у нас такая шутка, строго между нами.

День начался без происшествий. Прекрасный день бабьего лета. Утром началось учение по противопожарной безопасности. Все высыпали во двор. День просто отпадный, ничего не хочется. Все шатаются по тротуару, призывают друг друга к осторожности. Люблю встречаться с сотрудниками из других компаний. Это как общаться с людьми из другого племени. «НаброМакс» = зануды, рассчитывают температуру, необходимую для того чтобы уничтожить огнём весь комплекс. «Ооарджиди» = дизайнерская компания. Много хиппарей и настоящих красавиц. Многие из «Ооарджиди» лежат на тротуаре лицом к небу, смотрят вверх на облака. Один парень играет на деревянной флейте.

Когда зазвучала сирена, все зашикались и снова уныло собрались внутри.

Потом в два часа по офису пронёсся слух: Тодд мёртв. Сердечный приступ в химчистке (!), только что, во время ленча.

Весь полдень никто не работал. Все в шоке, толкутся, чтобы убедиться — Тодд = действительно мёртв. Под столом Тодда: башмаки для туризма. Напротив одной стены: трость, которой Тодд пользовался, когда гулял по лесу во время ленча.

К трём полил странный дождь с солнцем.

Линда Хёртни: Наверно, это Тодд решил попрощаться напоследок. (Линда = чокнутая. Как-то на подоконнике каркнула ворона, и вот тебе на — она, оказывается, воплощение её умершего мужа. Это всё из-за того, что ворона задрала голову и неодобрительно посмотрела на её большой обед.)

Затем дождь закончился и парковка засияла.

Весь вечер по-новому стал смотреть на Пэм и детей. Они вдруг стали такими дорогими. Помолились перед ужином. Хотя обычно не молимся. Но вечером, взялись за руки и помолились. Молились, чтобы мы не роптали на нашу судьбу и были благодарны за то, что есть друг у друга. Молились, чтобы мы помнили, что разные падения/удачи, которые случаются в нашей семье = лишь кочки на дороге по сравнению с этим.

Помолился за Тодда, помолился за его семью.

Только вечера Тодд был в собственном доме, и занимался обычными делами: вытаскивал сдачу из карманов, дурачился с детьми, гладил собаку, думал о будущем, кидал грязную одежду в корзину для белья.

И где Тодд сегодня вечером (?!).

(1 окт.)

Похороны Тодда Грассбёргера проходили сегодня в Украинской церкви в центре города.

Тодд, по-видимому, из скромной семьи.

Священник = в рясе, с длинными волосами. Всю службу поёт/монотонно говорит на украинском, по памяти. Когда он монотонно говорит/ходит, ряса у него колыхается. Жуткий парень. Очень пылкий. Проповедь: Почему это столь неожиданно? Вы думали, что будете жить вечно? Между вами, то есть теми, кто сидит там и думает прожить этот день, и Тоддом, который лежит в гробу, и навеки погребён в холодной земле, одна-единственная разница, какая? Биение сердца. Чувствуете его, люди? В вашей груди? Оно — тонкая грань между вами и могилой. Так почему же вы живёте так, будто никогда не умрёте? Это глупо, вы дураки. Страшно ли это? Нет! Это правда, такова действительность!

Кричит: Когда же мы проснёмся? Когда?

Никто не отводит изумлённых глаз от священника. Кроме обычных прихожан, которые, похоже, слышали всё это раньше.

Священник продолжает: Кто из нас умрёт сегодня вечером? Думаете, ему смешно? Это в очередной раз доказывает, что мы дураки. Все вы могли умереть этим же вечером, умереть прямо сейчас, от внезапной одышки, опрокинувшись через скамью, и оказаться с Тоддом в земле, в мгновении ока.

Внезапно из кухни снизу: запах жаренной говядины. На кухне приходские работники заняты приятным разговором. Запах жаренной говядины + звон звенящих кастрюль, с шумом выкладывают тарелки = аппетит.