***

Пишу в ладу с молитвой и совестью, слава Богу.

***

Вот что: надо дать в себе свободу говорить любви. Она сама разберётся как, что и зачем.

***

Боль и память - две вещи совместные, одно без другого не может жить. Иногда мне кажется, что это есть одно неразрывное целое.

***

Про самоубийц говорят: ушёл из жизни. Ах, как верно, как убийственно верно!

***

Произношу: "Сергий Радонежский", и сразу такая даль, такое Небо, такая Русь..! Так ярко была явлена истина: мир, подверженный святости, преображается наперекор всем обстоятельствам и всякой логике - неотвратимо. И это притом, что до Сергия Русь, по состоянию праведности и греха ничем не заслуживала себе лучшей участи. Хватало злодеев и поработителей среди своих же единоплеменников, не знающих пощады искателей чужой наживы; были герои, были мученики, попадались и праведники и святые. Но разве это что-то решает в провиденциальном смысле? Понадобилась не просто святость, но подвиг, экспансия святости, начало которой мог положить только Бог.

Но, может быть, я ошибаюсь? Может быть Русь, под давлением жестокого внешнего рабства ушла в себя и породила-таки покаяние и тем вызвала (или заслужила) Сергия?

***

Вот раньше было замечательное определение - порядочный человек... Это значит в нём всё в порядке, то есть порядок ума, души и сердца, а в идеале и порядок духа. Всё на своём месте: понятия добра и зла, белого и чёрного, добродетели и греха. Порядок это положительный термин, в одном ряду - по ряду - с такими понятиями, как свет, доброта, благоразумие. Это от Бога.

Сомневаетесь? Тогда поставьте рядом обратное: бес-порядок ...

***

Миссия книги - быть другом.

***

Россия, поколение за поколением, уходит... скрепя сердце. Всё меняется, но совсем не так, как хотелось бы. У Бога долгая воля и нас не хватает на неё, мы слишком коротки, - сегодня живы, а завтра нет. Поэтому в Истории только один хозяин - Бог.

***

А ведь для неверующего, в самом деле, странно: человек, с виду такой же "нормальный", как он, с которым только что ехал в одном автобусе или вагоне метро, в котором по некоторым признакам угадывал, можно сказать, родственную себе душу по взглядам на жизнь, чувству юмора и т. д.
– вдруг, выйдя из метро, направился к храму, остановился перед ним, осеняя себя крестным знамением! поклонился! и вошёл туда??

Что это значит для неверующего, который успел проникнуться симпатией к этому человеку, и даже готов был заговорить с ним с целью знакомства... И вот, на тебе?!

Допустим, что движимый недоумением, а отчасти из любопытства, смешанного с раздражением, он войдёт за ним следом, и что же он там увидит?

Он увидит своего незнакомца, стоящего на богослужении в окружении единоверцев - христиан разного пола и возраста, забывших о каких-то мелких различиях друг от друга. Они стоят, слушая священника, время от времени кланяясь, как по команде... они молятся.

Действительно для неверующего необъяснимо: как это может быть, чтобы современно мыслящий человек, забыв о времени, о делах, о себе, всерьёз стоял и молился и кому?! Кому?
– в этом для него вся загадка, весь ужас! И что значит молиться? Вместе стоять, вместе креститься, слушать и кланяться? Неверующий разбирает, в чём дело: эти люди приходят сюда для того чтобы каяться, просить и славить. Кого? Кому и чему? Священнику? нет, он здесь просто служащий, он служит. Чему? Иконам? Но это же просто изображения, это краска, бумага, дерево... Люди молятся воздуху, пустоте, - никого же нет, кроме них; они молятся своему воображению, вернее своим мыслям о Боге?.. Самовнушение? Если это самовнушение, значит неминуемое сумасшествие. Но они же вполне нормальны! Неверующий каждый день с ними сталкивается и общается...

Вообще, всякий честный неверующий глубоко и горько обижен. Это легко понять. Ему бы обидеться на Бога, как следует, по-настоящему!..

Глядишь, и не было бы никаких обид. Стоял бы вместе со всеми.

***

Постмодернизм иссяк, уходит в песок эпоха либерального разлива в литературе. Наступает время "прямой наводки", прямого слова, насущной правды; исторический срок поджимает, надо успеть, ибо слишком мало отпущено. И те, кто уловил сей взыскующий дух, будут писать о правде - каждый по-своему - и солнцем, и кровью! дабы утолить уходящее.

***

Одно из главных в творчестве - безоглядность.

***

Не даром Розанов проиграл Гоголю, по его же собственному признанию! Где мало боли, там мало любви. Без этого никакой гениальный ум, и никакое воображение не принесёт главного сокровища для художника - Сострадание.

Только это делает имена великими, а память вечной.

***

Если речь уподобить дыханию, то молитва это вдох, а всё остальное - выдох. Вдох всегда чище выдоха; выдох же горяч, но тоже необходим. Вот почему "всякое дыхание да хвалит Господа!"

***

Я жду поста, как ждут зимы. Хотя мог бы сказать и наоборот. Хочется чистоты, бодрости, ясности.

***

Великий писатель это всегда великая идея, великий пафос, великий смысл. То, чего так не хватало Набокову и Бродскому, при всей их изощрённой метафизике, сверх чуткой ко всему мимолётному. Гениальные ловцы теней и оттенков, но всё великое, увы, прошло мимо них. Бродского трудно назвать русским поэтом всё по той же причине: русская поэзия оперирует смыслом, а великая русская поэзия - великим смыслом. В ней всё подчинено смыслу, и всё организовано смыслом. Вот почему Бродский так держался за ветхозаветные и Евангельские сюжеты, в частности за Рождество, ибо в остальной поэзии он был заворожён потоком метафизического бытия, собирая его из ритмов, из пульса времени и вещей, из полунамёков и полупрозрений... Ему не хватало высокой трагедии, он это чувствовал, и в то же время, боялся собственной интуиции, которая тянула его в направлении Бога. Боялся измены своему поэтическому диссидентству, и остался верен ему. Русский язык тащил вверх, а приверженность к отстранённости увлекала его погружением в совершенно иную систему ценностных координат, характерную для западной культуры, в которую он был влюблён по его же признанию. Как если бы человек, ходящий по дну водоёма, пытался удержать под собою мяч. Это непросто, но он справлялся с этим, пока был жив. Выше всего на свете он ставил язык, и надо отдать ему должное - был редкостно честен и мужествен в своей поэзии. Но этого мало для того, чтобы считаться классиком, ибо в это сообщество принимают по росту, - существует определённая планка, ниже которой нельзя.