Не такого ли потенциального «выяснителя» имел в виду современник Маркеса космолог Джон Уилер, обронивший как-то: «Порядок рассуждений может быть не таким: вот Вселенная, каким должен быть человек? – а таким: вот человек, какой должна быть Вселенная?»

Ещё в двадцатом веке наиболее прозорливые космологи указывали на философски некорректные моменты в исследовательской программе Уилера, имевшей явный идеалистический крен. Дальнейшее развитие науки не оставило камня на камне от шокирующей концепции теснейшего единства микрокосма и макрокосма. Во всяком случае, это единство простирается не столь далеко, как представлялось в романтические времена Уилера. Более того, несмотря на само собой разумеющееся генетическое единство человека и Вселенной, мы, как это ни прискорбно, вынужденно приходим к не имеющему аналогов даже в богатейшем идейном арсенале философии парадоксальному выводу: являясь несомненным космическим фактором, жизнь в то же время носит все грустные и нелицеприятные черты вселенской раковой опухоли, некоего инородного, вредного и уродливого нароста на безупречно чистом челе Мироздания.

После столь смелого, вызвавшего лёгкое недоумение аудитории утверждения, господин Псевдоквазер позволил себе не только дважды облизать погрустневшие губы, но и прихлебнуть из стоящего на трибунке стаканчика около пятидесяти граммов обыкновенной водички, между прочим, не заменявшейся аж с прошлого четверга. Удовлетворённо почмокав, Муамар Хаддафович в неослабевающем темпе перешёл к следующему разделу лекции.

– Во все времена пуговицей, поддерживающей неладно скроённые кургузые брюки космологических и прочих теорий, являлся воинствующий, агрессивный антропоцентризм. Под его фальшивый аккомпанемент до сих пор распеваются лицемерные «спиричуэлсы» о наличии якобы глубокого качественного разрыва между неживой и живой природой, между жизнью неразумной и жизнью разумной. Следует заметить, что сами термины «жизнь» и «разумная жизнь» являются стопроцентно антропоцентристскими. Однако в свете современного естественнонаучного знания жизнь предстаёт не какой-то особой, извините за такое сравнение, «приблатнённой», то есть привилегированной формой материи, а самым обыкновенным «чудом» среди множества подобных мнимых чудес. То есть это вовсе не чудо, а унылый объект статистики. Ненаучное слово «чудо» – просто эмоциональная констатация наличествующей ситуации.

Даже лучшие из лучших человеческих умов не в состоянии полностью освободиться от засалившихся шор скомпрометировавшего себя антропоцентризма. Если бы мы с вами каким-то образом сделались абсолютно объективными и беспристрастными, то, воспарив над миром, при всём старании не смогли бы, например, твёрдо определить, кто же более «жив» и разумен: принадлежащая неживой природе сверхновая звезда, или самонадеянно мнящий себя «наилучшею красой юдоли бренной» честолюбивый и не в меру тщеславный Хомо сапиенс. Понятия «жизнь» и «разумная жизнь» введены в обиход отдельными неприлично самовлюблёнными представителями «общественной фауны», замкнувшимися, подобно Нарциссу, только на самих себя. Вполне естественно, что они постарались расписать охватывающий, включающий их заурядный кластер самыми яркими и кричащими красками. Кулики расхвалили своё гнилое болото – а могло ли быть иначе? Как известно, большинство двуногих индивидуумов относится к себе с огромным пиететом. Можно даже цинично охарактеризовать разумную жизнь как высокоустойчивое состояние вещества с максимальным для данного набора молекул самоуважением и гордыней. С максимальным для данной системы автопиететом.

Но кто сказал, что две ноги хорошо, а четыре – плохо? И кто доказал, что обладатель четырёх ходящих конечностей более ценен матери Природе, чем «безногий» газодинамический шар – принадлежащая мёртвой материи звезда? Нас, людей, выделила из общего ряда не Вселенная, принципиально не терпящая любимчиков в обширном семействе разнообразнейших форм и видов материи, – выделили себя мы сами.

Давайте же сделаем над собой несвойственное антропоцентристам усилие и на миг абстрагируемся от въевшегося в нашу антропоцентристскую плоть и кровь ограничительного определения понятия «мышление», идеалистического толкования понятия «машина», подразделения разумных существ на «естественные» и «искусственные» и прочая и прочая. Тогда сконструированные и изготовленные в гигантской мастерской изначально мёртвой, неживой, неодухотворённой Вселенной так называемые разумные существа безусловно предстанут в той же мере «искусственными», в какой они от века произвольно полагаются «естественными». И тогда в рамках материалистического мировоззрения наше «общественное животное», наше «разумное животное», наше «политическое животное», наш «зверь торжествующий», наш, да простится мне подобное сравнение, шаткий двуножник наверняка вызовет при взгляде на него не больше восторженных эмоций, чем искусственный механический марсианский треножник, имеющий четыре ножки стандартный кухонный стол, пятиколёсная скрипучая карета прошлого, шестиногий паук-птицеед или вставшая не с той ноги простодушная сороконожка. В глазах непредвзятого, объективного материалиста, исцелившегося от трудно излечимого антропоцентризма, шаткий двуножник Хомо сапиенс будет выглядеть не более жизнеподобным, чем известное образование, названное микробиологом Бартоломеем Наги Caelestites sexangulatus – то есть шестигранник с неба.

Муамар Хаддафович позволил себе переступить с ноги на ногу, разминая затекшие члены. Утвердив свой «шаткий двуножник» в прежнем вертикальном положении, он вторично приложился к застоявшейся, как и его любимая наука космология, водичке и, традиционно облизнувшись, обронил в пространство:

– Кстати, даже нефть можно легко получить небиологическим путём…

Утеревшись белым платочком и основательно прокашлявшись, он продолжал:

– Современная наука является синтезом старых философских концепций – антропоцентризма и космического плюрализма. Она говорит о множестве вселенных, образующих в совокупности Сверхвселенную. Особенно впечатляющей выглядит ветвящаяся Вселенная, образ которой синтезировался сначала в великих умах из антропного принципа Картера и так называемой детерминистской интерпретации квантовой механики Хью Эверетта младшего и де Витта. Факт существования такой Вселенной впоследствии получил блестящее практическое подтверждение благодаря самоотверженной работе диггеров «кротовых нор», которые, насколько я понимаю, присутствуют в этом уютном учебном классе и которых я имею честь всячески приветствовать, – Муамар Хаддафович узенькой ручкой интеллигента во многих поколениях всячески поприветствовал совсем не смущённо улыбающихся диггеров, каковых в аудитории было всего раз два и обчёлся. – Другими словами, на данном витке диалектического отрицания произошёл известный откат к идее антропоцентризма, правда, не в его замшелом глобально-космологическом смысле, а в смысле локально-астрономическом.

Итак, сложилась интересная, если не сказать, парадоксальная ситуация: прогнозируемая вероятность визитов непрошеных гостей, принадлежащих нашему «листочку» Сверхвселенной, на несколько порядков ниже вероятности столкновения с незваными гостями из бесчисленных других «веточек» и «листочков». Для адекватной практической деятельности Исполнителям важно иметь в виду, что во втором случае предполагаемое Вторжение будет носить более неожиданный и непредсказуемый характер. Во всех прочих аспектах для всегда готовых грудью встать на защиту безопасности доблестных Исполнителей местоположение источника инородной, иноземной жизни представляется несущественным. Оба варианта укладываются в простейшую схему характеристик внеземной жизни. – Господин Главный Ксенолог включил экран и электронным путём набросал на нём простенький чертёжик. – Исходная точка на схеме – «жизни нет». – Муамар Хаддафович печально улыбнулся. – Минуту назад мы с вами доказали, что по большому счёту её действительно нигде нет, но к сожалению, вынуждены продолжать нашу с вами беседу не на Вселенском эмоционально выхолощенном эсперанто, а на субъективно-идеалистическом едва ворочающемся и беспрестанно заплетающемся невнятном языке антропоцентризма – в данном случае, великом и могучем русском языке. Поэтому я резюмирую: жизнь есть. Она существует и в нашем «листочке», и в тех параллельных и скрещивающихся с нашим мирах, куда ненадолго удалось заглянуть пока немногочисленным диггерам «кротовых нор».

Следующая точка на воображаемой диаграмме – «жизнь существует». От неё ведут линии к точкам «жизнь, которую мы знаем» и «жизнь, которую мы не знаем». О первых двух упоминалось только что. О «жизни, которую мы не знаем», на самом деле нам кое-что, конечно, известно, поскольку в нашем распоряжении имеется мощнейший современный математический аппарат и старый добрый дедуктивный метод.

Далее, от каждой точки тянутся линии к точкам «жизнь неразумная», но эти тривиальные случаи мы в целях экономии времени рассматривать не станем в предположении, что располагающие временем индивидуумы сами смогут подробно рассмотреть братьев наших меньших в любом приличном зоопарке. Оговоримся также, что употребляя слово «жизнь» в контексте нашей лекции, мы будем подразумевать исключительно жизнь разумную.

О «разумной жизни, которую мы знаем», Исполнителям, надеюсь, известно гораздо больше вашего покорного слуги. Вот здесь образуется вилка, один зубец которой ведет к гуманоидам, а другой – к негуманоидам. Между теми и другими в природе существует непрерывный (строго говоря, всё-таки дискретный, но с пренебрежимо малым шагом) ряд разнообразных промежуточных форм. Наша схема отличается от разработанной в двадцатом веке классификации только одной точкой, соединённой на графике с точками «жизнь разумная» и обозначающей непредсказуемый и невиданный прежде впечатляющий класс «разумных химер». Говорить о них можно бесконечно, но, – Муамар Хаддафович бросил взгляд на так называемый хронометр О. Горожанина, – нас уже поджимает беспощадное время, поэтому давайте оставим эту многообещающую тему до вполне вероятного следующего раза.