Лейтенант, явно успокоившись, улыбнулся.

— Понимаю, господин Перри. Есть две причины. Анну… Специального агента Фогель хотят сделать национальной героиней. Потому и похороны устроили по высшему разряду. Но даже это не главное…

Наклонился, стер улыбку с лица.

— Кое-кто наверху не верит, что госпожа Фогель скончалась. Урна с прахом, бумажки — это не слишком серьезно. Господин Перри, уж извините за вопрос, вы ее мертвой видели?

Уолтера словно ударили. Палата, белые простыни, белая повязка, желтое недвижное лицо, бронзовый цветок на полочке рядом с распятием…

Перетерпел боль, выдохнул.

— Н-нет. Нет!

— Полковник Строцци — изрядный выдумщик. Если госпожа Фогель жива, то есть риск, что ее все-таки приведут в сознание. А это для нас самая настоящая катастрофа. Строцци умеет задавать вопросы. Господин Перри! Операция, во время которой вы чуть не погибли, — исключительно ее инициатива. То, что вы живы, — чистое везение. Можно сказать, она — ваша Смерть, которая случайно промахнулась. Так помогите нам узнать правду! Вы с этим итальянцем знакомы, у вас какие-то общие интересы… Если Анна Фогель мертва — вечная память! Если же нет… Ну, сами понимаете.

— Понимаю, — ответил рыцарь Квентин.

Этой ночью он предал сероглазую. Теперь ему предлагают ее убить.

— Одну минуточку, господин Кнопка.

* * *

Старый одноглазый негр, бывший профессиональный боксер, говаривал Уолтеру так:

— Ты неплох, белый мальчик, но чемпионом тебе не быть. Нет у тебя злости, а с добротой на ринге делать нечего. И кулачина у тебя легкий, в ближнем бою ты никого им не убедишь. Дерешься ты лихо, видел, но бокс — не драка.

Бокс — не драка. Но и драка не бокс. Насчет же кулака негр был абсолютно прав. Ближний бой Перри не любил.

— Прощу прощения, что потревожил…

Даму за соседним столиком Уолтер приметил сразу. Эффектная пожилая брюнетка необъятных размеров при маленьком плюгавом кавалере. Курящая: пачка дамских сигарет, длинный мундштук, как у Ингрид фон Ашберг. Зажигалка — бронзовая, тяжелая и очень неудобная.

— Вы не одолжите на минутку?

Глаза дамы заискрились.

— Oh, quello che un ragazzo carino![70] Конечно, конечно!..

Зажигалка в руке. Сначала в левой, потом в правой. Сжать кулак… Сойдет!

Вернулся к столику, но садиться не стал, подошел прямо к лейтенанту.

— Грустно оно как-то, Руди. Может, выпьем — по-настоящему? Помянем…

Обнял левой за плечи, и пока тот пытался моргать, врезал правой. Не по-спортивному, а куда надо. Прислонил обмякшее тело к стене, оглянулся украдкой. Заметили? Нет, конечно. Пьют, курят, своими делами заняты.

— Руди! Ну зачем же ты смешивал шнапс с коньяком?..

Зажигалку вернул, поблагодарил вежливо.

— О-о, il piacere e tutto mio! — всплеснула руками дама. — Всегда готова помочь такому симпатичному… Un bel giovane uomo cosi!

Где будет потрошить, уже наметил. Прямо за лифтом — закуток, коридорчик малый. Всего одна дверь и та при ржавом замке. Увидят — не слишком удивятся. Отволок пьяного друга подальше от чужих глаз, помочь пытается.

А рот платком заткнуть — и шляпу надвинуть.

* * *

— Будешь орать, оторву ухо и в пасть затолкну. Дошло? Сейчас я вытащу платок и буду задавать вопросы. Отвечаешь коротко и по сути, иначе не доживешь до вечера, урод. Здесь Эйгер, брошу труп у Первого Ледяного поля и снежком присыплю. Если понял, кивни… Молодец! Вопрос первый: зачем я вам нужен?

— Но… Но господин Перри, я сказал правду… Ай-й-й! Не надо! Шарль… Господин старший референт Карел Домучик почему-то уверен, что госпожа Фогель вам не безразлична. Если она жива… Не бейте, не надо!

— Шантаж, значит… А ради чего? Отвечай, Руди, отвечай, ухо твое, а не господина Домучика.

— Три… Три ваши установки, три параболоида, оборудование для шести шахт. Помогите нам их приобрести! Наша страна может заплатить, господин министр сказал, что деньги мы найдем…

— Уверены, что хватит?

— Вы… Ваше руководство продало Чехословакии шесть установок. Четыре — в Судеты, две — в Тешин. Мы не так богаты, но на половину этого средств хватит. Господин Перри, неужели вы за Гитлера?

— Я — нет. Но вы же сами фашисты!

— Только не бейте меня, господин Перри, ладно? Ни хрена вы, американцы, не понимаете. В Германии не фашисты, а наци, это совсем другое. Мне и самому поначалу нравилось: порядок, колонны маршируют, германское единство… Потом присмотрелся… Нет! Дахау, Нюрнбергские законы[71]. Моя бабушка — еврейка…