***

Я видел государыню Анну Иоанновну множество раз, но слов её лишь однажды удостоился. Было это летом, во время прогулки государыни на лугу возле Измайлова, - а когда она прогуливалась, любила медовухи выпить, и потому за ней кто-нибудь всегда бутыль с медовухой носил. Но здесь, как на грех, никого не нашлось, кто бы согласился; как мой отец людей не уговаривал, они ни в какую: "Нет, Савва Григорьевич, если желаешь нам наказать, наказывай, а к государыне мы не пойдём. Что в её царственную голову взбредёт, неизвестно, а помирать лютой смертью никому не охота". Отец сам бы пошёл, да ноги его уже плохо слушались, ослаб он сильно за то время, пока государыня Анна Иоанновна в Измайлове проживала - шуточное ли дело, меж жизнью и смертью каждый день находиться!..

Деваться некуда: послал он меня на прогулку с государыней, перекрестив на дорогу. А я даже переодеться не успел: как был дома в затрапезном халате, так и пошёл - совсем как дядя государыни Пётр Алексеевич в своё время по Измайлову ходил. Она сперва не заметила: идёт, с Бироном беседует; я следом несу бутылку с медовухой, а за пазухой - оловянный стакан.

И вот захотелось государыне жажду утолить. Обернулась она ко мне и смотрит с недоумением - что, мол, за человек такой, непонятно во что одетый?

– Дьячок ты, что ли?
– спрашивает, глядя на мой длинный халат.

– Нет, ваше царское величество, сын вашего слуги, - отвечаю я, низко кланяясь.

– Да как же ты посмел передо мною, императрицей всероссийской, в таком виде явиться?!
– говорит она, а сама, вижу, распаляется.

Не быть бы мне живу, но тут Бирон вмешался:

– Оставьте его, ваше величество. Это хороший молодой парень, - я его в усадьбе видел, как он своему отцу весьма в делах помогает. А что одет, как это перед императрицей не подобает, так русские в одежде не понимают. Если бы он был француз или немец, его следовало бы наказать за такую небрежность, а с русского нельзя за это спрашивать.

– А я как же? Я ведь русская, - спрашивает государыня.
– Или я тоже одета, как чучело?

– О, нет, ваше величество! Вы есть образец изящества и тонкого вкуса!
– целует ей ручку Бирон.
– Чему не надо быть удивленным, помня, сколько лет вы жили в европейской стране.

– Ладно, - говорит государыня, смягчаясь, - прощу сего юношу ради тебя; он взаправду расторопен и сметлив... Налей-ка мне медовухи!
– обращается она затем ко мне.
– И смотри у меня: впредь замухрышкой перед своей государыней не появляйся!

Тем всё и кончилось. Отцу я не стал рассказывать, чтобы зря его не тревожить, но ему и без того недолго жить оставалось. Он так и не оправился от всех волнений и после отъезда государыни Анны Иоанновны в Петербург умер, - упокой, Господь, его душу! Должность отцовская по призору за измайловскими строениями и хозяйством ко мне перешла, и вот уж более восьмидесяти лет я при ней состою...

Иоанн VI и Анна Леопольдовна

Когда Анна Иоанновна преставилась, новым государем провозгласили её внучатого племянника Иоанна Антоновича, но поскольку тот ещё младенцем был, регентшей при нём стала его мать Анна Леопольдовна.

Иоанна Антоновича я никогда не видел: через небольшое время на престол Елизавета Петровна взошла и его вместе с родителями отправили в немецкие земли навечно, как о том было сказано в высочайшем манифесте [13]. Но Анну Леопольдовну мне видеть приходилось, когда она вместе со своей матушкой Екатериной Иоанновной в Измайлове жила и позже, когда наездами у нас бывала.

Екатерина Иоанновна, также как сестрица её Анна Иоанновна, была выдана замуж за иноземного принца, имя ему Леопольд [14]. Жизнь у них, однако, не заладилась; кто тому причиной не знаю, но Екатерина Иоанновна к нам возвратилась и дочь свою малолетнюю привезла. А среди тех, кто в Измайлово приезжал, был Михайло Белосельский, гардемарин, - красивый, как греческий бог Аполлон, обращения хорошего и приятной развязности. Екатерина Иоанновна старше его была лет на десять, если не больше, но влюбилась в него до потери сознательности. Чему удивляться - баба без мужика, что земля без дождя, засыхает. Оттого бабье сердце для сатаны легкодоступно, и пользуется он этим, проклятый, со времен Адама и Евы - толкает баб к греху!..

Перед Екатериной Иоанновной всё трепетало, я уж говорил, но перед этим гардемарином она сама, как трава, стелилась и не знала, чем угодить. Чины ему выхлопотала от сестры своей и награждения - скоро он уже адмиралом стал. Но волею Божию умерла Екатерина Иоанновна в первых годах правления государыни Анны Иоанновны; Михайлу Белосельского сперва не трогали, но был он болтлив и нескромен: всем и каждому рассказывал о былой связи своей с Екатериной Иоанновной и всяческие скабрезные подробности прибавлял. За то вышла ему ссылка в дальние края - легко отделался: за непотребные слова об особе царской семьи мог без головы остаться, но, видно, помнила государыня Анна Иоанновна о привязанности к нему сестрицы, - да и как не помнить, у самой сердце бабье, теми же страстями кипит!..