Их шаги отдавались гулким эхом в просторных помещениях разрушенного дворца. Олеандр и Арриан шли рядом — сначала мимо оборонительных точек, потом по залам. С тех пор, как Байл обустроил на Уруме свои лаборатории, планета несколько раз подвергалась атакам.

Воины шли в непринужденном молчании. Даже в лучшие времена у них было мало общих тем для разговоров. Теперь же Олеандр буквально чувствовал, как Арриан исподтишка его изучает. Прикидывает, наверное, какого размера плаха тому подойдет. Арриан всегда был предан идеалам Байла сильнее их всех, хотя и по своим причинам. Но чего еще ждать от пса войны?

— Новый меч? — спросил Арриан.

— Старый сломался.

— Ты всегда был с ними небрежен, насколько помню. Туонельский траурный меч. Хорошее оружие в руках хорошего воина, — Арриан склонил голову набок. — Откуда он у тебя?

— Трофей, — ответил Олеандр, — Его предыдущего обладателя пришлось застрелить.

— В спину?

— Разумеется.

Арриан рассмеялся. Звук напоминал скрежет тупого ножа по влажной плоти.

Консорциум — так называл его повелитель — никогда не был крепким союзом. Его члены не были братьями, разве что в образном смысле — все они были апотекариями, но из разных легионов и банд. Вместе их свело желание узнать больше о науке плоти, желез и органов от признанного мастера. Человеческое тело было загадкой, ключ к которой они мечтали подобрать, а потому пришли к величайшему специалисту в этой области, чтобы узнать все, чему он мог их научить.

Одни, вроде Арриана, провели здесь уже несколько веков даже с поправкой на то, как двигалось время в Оке Ужаса. Другие задерживались лишь на несколько месяцев или недель. Одни приходили за конкретным уроком, другие впитывали все, что знал хозяин лабораторий, как губка. А некоторые, коих было немного, не выучивали ничего и сами становились уроком.

Но из них всех Арриан Цорци всегда был самым опасным. Для воина он слишком часто улыбался и слишком быстро думал. Болевые кортикальные импланты только делали его еще более смертоносным хищником. Олеандр мечтал стереть улыбку с его лица — и хотя бы узнать, что за ней скрывается. Арриан был монстром, который отказывался это признавать, и неведомым образом был из-за этого только страшнее. Олеандр с некоторым усилием подавил желание. Он вернулся не для того, чтобы возобновлять старые конфликты.

Чтобы отвлечься, он принялся изучать окружающую обстановку. Если внешняя часть дворца была практически пуста, то с внутренней дело обстояло совсем наоборот. Когда-то в этих разнообразных комнатах проходили декадентские пиры, кровавые гладиаторские игры и разгульные оргии. Теперь в лабиринте залов этого противоестественного здания размещались апотекариумы и вивисектории, устроенные членами Консорциума. Дворец превратился в выставку гротеска, заполненную отвратительными звуками, запахами и картинами. Крики — и человеческие, и нет — эхом разносились по сводчатым коридорам и вдоль рядов герметично закрытых операционных. Их сопровождали звон хирургических инструментов, шипение пневматических химических насосов и чьи-то приглушенные споры и обсуждения.

Из теней под арками на него смотрели лица — сначала с любопытством, затем с ненавистью. Он покинул это место не при лучших обстоятельствах. Многие приезжали на Урум в поисках безопасности — убежища, где можно было предаваться безумствам при подстрекательстве человека, развращенного больше любого из них. Некоторые — как полулюди снаружи — даже по-своему боготворили их благодетеля. Здесь обосновался культ гениальности, и к тем, кто его бросал, относились с презрением, если не с открытой враждебностью.

Лаборатории рядом с внешним дворцом были меньше, обитавшие в них апотекарии совсем недавно оказались в Консорциуме. За смотровыми окошками из бронестекла, установленными в дверях, Олеандр разглядел кладовую ужасов — результаты грубых операций и глупых экспериментов.

— Делать — значит учиться, — промолвил он.

Арриан покосился на него.

— А учиться — значит знать, — ответил он, заканчивая поговорку. У них это было шуткой. Попыткой рационализировать иррациональное.

— Ты еще не все забыл из того, что здесь выучил.

— Я ничего не забываю.

Арриан хмыкнул:

— Уж надеюсь ради тебя. Ты ведь знаешь, как он любит устраивать тесты.

Все это время по коридорам ползли и прыгали низкорослые мутанты, стараясь держаться подальше от легионеров. На них были рваные плащи, скрывавшие искривленные тела и шипящие дыхательные маски. Они носили в лаборатории различное оборудование, а при необходимости служили ассистентами на операциях. Олеандр лениво пнул одного, когда тот оказался слишком близко.

— Червяк пробирочный, — бросил он. Существо заскулило и попятилось.

Арриан встал перед ним.

— Прекрати. Они не твои игрушки, — его руки лежали на навершиях фальксов.

— Оно меня едва не коснулось, — сказал Олеандр, — Я не потерплю, чтобы меня трогало что-то столь… столь… утилитарное, — Он едва ли не выплюнул слово. Пробирочник даже в своем уродстве не был уникален. Все они выглядели одинаково, звучали одинаково, даже пахли одинаково. Словно их отлили из одной формы. Его это раздражало. Подобная банальность была для него анафемой.

— При этом со зверями снаружи ты с радостью пообщался, — сказал Арриан.