Шрифт:
— Я уже имела предупреждение по поводу этой посуды. Теперь меня уволят.
— За разбитые тарелки?
Нина чуть не плакала.
— У меня уже не хватит зарплаты, чтобы расплатиться.
Телюков поспешно сунул руку в карман тужурки.
— Вот, возьмите, — протянул он девушке десять рублей.
— Нет, нет, спасибо, не нужно! Вы-то здесь ни при чем!
— Ну так что, что ни при чем. Возьмите, прошу вас!
Но Нина упорно не соглашалась взять деньги.
— Ну, как хотите, — сказал Телюков и вышел во двор. То, что он предлагал официантке деньги, кое-кто мог бы истолковать превратно, не следовало этого делать при всех.
Пурга усилилась. Помигивая карманным фонариком, техник-лейтенант Гречка ползал под фюзеляжем самолета с деревянной лопатой, выгребая из-под шасси снег. Увидев летчика, он начал чертыхаться на чем свет стоит, кляня погоду и незавидную судьбу «технаря».
— Вот служба так служба, — ворчал техник, орудуя лопатой. — За ночь намаешься, как сукин сын, а утром придешь домой, а жена и говорит: «От тебя керосином несет, электропроводкой ахнет, как конским потом от цыгана…» И отворачивается, каналья, вместо того чтобы приласкать да согреть мужа!
— Это ваша-то жена? — усомнился Телюков. — Такая заботливая, такая простая и добрая женщина! Не поверю!
— Все они со стороны простыми кажутся, — ответил Гречка. — Впрочем, я не обвиняю свою женушку. Как-никак и чаем горячим напоит, и блинов напечет, а я страсть люблю блины, да еще маслом политые!
— Да, а тут, брат, иной раз придешь домой — холодно, пусто, хоть собак гоняй… Неуютно, грязно…
— А вы женитесь.
— На ком?
Гречка лукаво прищурился:
— А хоть бы и на Нине. Вы не смотрите, что она официантка. Ого! Такую днем с огнем не сыщешь! У-ух, девка! Знаете, лицо у нее — ну, чисто артистка! А загляните в глаза — синие, чистые, как вода в кринице… Это понимать надо! У плохого человека таких глаз не бывает! Да и не избалованная, видать…
Никак не ожидал Телюков таких советов от Гречки. Он был уверен, что техник-лейтенант и в мыслях далек от девушек… В он глаза расписывает… Вишь ты, пригляделся, стало быть…
Бросив лопату, Гречка пошел ужинать, а Телюков зашагал взад и вперед между самолетом и дежурным домиком, неотвязно думая о Нине. Она, как тень, следовала за ним, не оставляя его ни на минуту. Он вспоминал каждый ее жест, улыбку, выражение глаз, излучавших столько тепла… «Вот возьму да и женюсь на ней, — взволнованно думал он. — Разве это так сложно? Где здесь лучшую найдешь? Да и есть ли лучше? Вот и Гречка такого же мнения…» Он потирал руки от радости, охватившей его всего. «А что, если она не согласится? — вдруг закралось в душу сомнение. — Как не согласилась Лиля… Что тогда, а?»
Этот вопрос раскаленным гвоздем застрял у него в голове. Страшно было даже подумать, что еще раз он получит отказ, как получил от Лили.
Дождавшись, пока все поужинали, Телюков набрался храбрости и решительно вошел в столовую.
— Ну как, Ниночка, осталось там что-нибудь для меня? Или, может быть, вы обо мне забыли? А я, правду говоря, проголодался. Вола съел бы! Кстати, был такой обжора, только, конечно, не в нашем полку; это было еще в старое время, в царской армии. Хотите, я расскажу вам об этом случае?
Раздавая ужин, Нина сбросила с себя свое меховое убранство и осталась в своем белом халате, резко оттенявшем смуглость ее кожи и синеву глаз.
— Ужин вас ждет. Садитесь пожалуйста.
— Вот спасибо. Так рассказать про обжору? Это очень интересная история! (Телюков придумал ее для того, чтобы задержать Нину).
Девушка поставила перед летчиком тарелку с гуляшом.
— Ешьте, а то остынет.
— Садитесь возле меня, — Телюков указал на стоящий рядом стул. — Ну, пожалуйста!
Нина, подумав немного, примостилась возле него, сморщившись от боли.
— Так вот, слушайте. Звали обжору Петром. Служил он денщиком у одного офицера. Этот офицер сказал однажды другому офицеру, своему приятелю:
«А мой Петр и вола съест!» — «Врешь!» — «Нет, говорит, не вру». Офицеры были навеселе, томились от безделья и обрадовались случаю заключить интересное пари. «Съест Петр вола!» — «Не съест!» Ударили по рукам. Офицер подозвал к себе денщика, строго спросил: «Съешь, Петр, вола?» — «Так точно, ваше благородие! Съем». — «Ну, — говорит офицер, — смотри, каналья! А то я все имение на кон поставил. Не съешь — с сумой пустишь меня по миру. Но перед тем три шкуры с тебя сдеру!» — «Да чего ж это я не съем!» — даже обиделся денщик. «Ну, гляди, каналья!»
Купили и зарезали вола. Собрались со всего полка куховары и давай бифштексы жарить да к столу подавать. Принесут порцию — Петр съест, принесут вторую — съест. И так все ест да ест. Вот уже от вола осталось только одно бедро. Петр подходит к своему барину…
— Ой, жаль! — сочувственно воскликнула Нина. — Так и не съел?..
— Минуточку, Нина, слушайте дальше. Подходит Петр к своему барину и шепчет ему на ухо: «Ваше благородие, а когда ж они мне целого вола подадут? А то все дразнят и дразнят этими бифштексами, или как их там называют…»