Шрифт:
– Она не жаловалась.
– Ты знаешь, как женщина должна доверять мужчине, чтобы она на это пожаловалась? У тебя не было потребности узнать, все ли у нее хорошо, ты ни о чем не спросил ее, не поспешил приготовить ей завтрак, ты улыбался, любуясь на ее сон, но как только она открыла глаза, она увидела твой оскал. Как ты посмел срываться на беременную жену? Ты и ребенку сегодня создал проблемы. Когда у твоей жены сжимается сердце, оно замирает и в твоем ребенке. Неужели эти азбучные истины я должен тебе объяснять? Когда она улыбается и с восторгом смотрит на тебя – на тебя с восторгом смотрит и твой сын. Пойми, что ты портишь и отношения с сыном, а не только с женой. Иди куда шел, Вебер, делай свои бессмысленные дела и разбей себе лоб о свою суету. Твое упрямство, Вебер, и твое желание непонятно кому и что доказать ведут тебя прямой дорогой к новому тупику, остановись и подумай, прежде чем что-то предпринимать.
Вебер зашел в свою комнату, он уговаривал себя, что он устроится и всем докажет, что он способен решать свои проблемы сам, с него хватит, в конце концов, выгнали Абеля – уходит и он. Говорил себе это – и сам в это не верил. Стрелка на часах перемещалась неумолимо, он пошел к воротам – и налетел на Карла с Гейнцем.
– О, фенрих! Ты проспал? Бывает, пошли к Аланду каяться. Если что, мы прикроем, – встретил его открытой улыбкой Гейнц. Карл подал руку, а вот Коха не было.
– Вильгельм тоже проспал? – с надеждой спросил Вебер.
– Нет, он куда-то с озера срочно умчался. Наверное, Аланд ему телеграмму прислал. А ты что с вещами, куда собрался?
– Домой.
– Без машины?
– Аланд не разрешил.
– Домой или машину?
– Он ничего не разрешил.
– В чем дело? – молчавший какое-то время Гейнц отстранил Карла и подошел к Веберу очень близко, заглядывая в глаза, как Вебер ни вертел головой.
– Мордой не верти, отвечай по-человечески, за опоздание Аланд бы тебя не выгнал. У тебя опять кризис? Может, тебе опять в морду дать? Как ни странно, тебе это помогает.
– Гейнц, я пошел к жене. И все.
– Что всё, Вебер?
– Аланд меня отпустил.
– Да?
– Да. Я могу идти куда угодно, хоть к чертовой матери.
– Ну, к ней и пойдешь, всем это уже начинает надоедать. Мне – точно надоело. Пошли, Карл. Ну его, хоть к самому дьяволу, а возни-то с этим дерьмом было… Не подходи ко мне больше, Вебер. Я тебя знать не знаю.
Гейнц, с досадой морщась, прошел в ворота, Карл задел Вебера плечом, обходить не стал, словно Вебер стал для него прозрачен и незаметен, Веберу не сказал ничего.
– Руки помыть, – сказал он Гейнцу, – а то я еще с этим дерьмом за руку поздоровался…
В общем-то, ничего другого Вебер и не ожидал от этой встречи.
Вебер был настроен, прежде чем вернуться домой, поехать к Гаусгофферу. Что-то подсказывало ему, что попытка пристроиться там сегодня увенчается если не успехом, то даст надежду. Потом он пойдет просить прощения у Анечки. Главное, успокоиться. Пусть это был неправильный шаг, пусть он пошел на поводу у эмоций, надо спокойно выходить из штопора. Он позволял себе думать только о вчерашнем счастливом вечере вдвоем. Он прирос к жене, он не мог от нее уйти, – в этом не было ничего разумного, необходимого. И виной всему, как ни крути, Аланд с его занудными правилами. Что с того, что приехал бы он послезавтра, через неделю. Коха он не заставлял ездить в Корпус каждый день, он ни с кем не ведет себя так деспотично, как с Вебером. Пора ему доказать, что он, Вебер, сам через полгода будет отцом, что он способен отвечать за свою семью.
Страшно зависеть от всего: от воли Гаусгоффера, от Аланда, поэтому и надо настраиваться на другое существование.
Ни одной машины остановить ему не удалось, так и пришел пешком уже к десяти, но Гаусгоффера не оказалось, он полдня пропадал в военном ведомстве. Вебер пошел к Клеменсу, но ничего, кроме полуофициальной улыбки и пары ничего не значащих приветственных реплик, от него не услышал. Он пытался убедить Клеменса, что никаких приступов давно нет, что все это в прошлом. Клеменс даже послушал его сердце, пожал плечами и сказал, что и тогда Вебер производил впечатление вполне здорового человека.
Гаусгоффер вернулся, принял Вебера не сразу, пропустив перед ним человек семь своих офицеров. На Вебера посмотрел мрачновато, выслушал молча, не перебивая, не задавая вопросов. Сказал, что у него полностью укомплектован штат, да и пока заключение комиссии не изменено, речи о том, что Вебер вернется быть не может.
– Я поговорю с Аландом – почему ты уходишь от него?
– Я женился. Мне надо теперь самому…
Вебер никогда не чувствовал такой никчемности, никогда ее так настойчиво ему не подчеркивало все на свете.
– Женился – хорошо, знаю, что и Кох женился, и Аланд, слава Богу, сколько я его знаю, женат. Дело не в этом, Вебер. Ты что-то не договариваешь, а я этого не люблю. Иди вон, я послушаю, что Аланд скажет. Завтра в девять позвони мне, я дам окончательный ответ.
По пути домой Веберу удалось взять такси, купил цветов, всю дорогу подбирал слова, она не могла его не простить, никогда в жизни он больше не посмеет заговорить с ней в раздраженном тоне.
Вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом, на звонок никто не отозвался. Обошел комнаты, ее не было. Он прикидывал в уме, куда она могла пойти, потянулись бесконечные часы ожидания. Позвонил Агнес – никто не ответил. Позвонил Анне-Марии – та ответила, что к ним Аня не приезжала.