Ага, вот и сам верх моей сумочки. С какой стороны фитюлька "молнии"? Чёрт, с правой. Правую руку надо освободить. Сгибаю ногу в колене, веду вбок и стукаю о поднятую ножку Ливаны. Мол, держи сама и крепко. Немножко шёпотом помогаю себя понять - в паузах между раскатами лекторского голоса.

Вцепилась девочка в верёвочку, я это чую, постепенно отпускаю, готовясь при случае перехватить. Всё, правая рука свободна. Берусь за фитюльку, прилагаю усилие. Чёрт, вся сумка влево пошла. Надо придержать, одной рукой не обойдёшься.

Пока осторожно выпрастываю левую руку из заспинного заворота и просовываю её в щель слева, мысленно ругаю себя за то, что не отпарафинировал накануне "молнию". Когда она плохо ездит, я беру свечку и провожу несколько раз вдоль, потом обтираю остатки и проверяю. Как миленькая после этого начинает вжикать! Но кто ж знал, что сегодня это как никогда пригодится?

Руки как будто распяты между кеглями этой чёртовой лестницы. Левая только придержать годится. Растягиваю, наконец, "молнию" и лезу. Мысль такая: словно вор в свою же сумку! Осторожно обшариваю, нашариваю халатик свой. Не лезет, чёрт, туго свёрнут, да и зубья "молнии" этой чёртовой цепляются, не дают вытащить молниеносно.

Вдруг слышу за вознёй этой, что моя помощница начала приахивать. От натуги, я понимаю, теряются силёнки девичьи, но так живо и близко, что у меня вставать начало. А лежу я на животе, не забывайте. И отвлекает толстеющее и твердеющее от тонкого дела, не помогает, во всяком случае.

И вдруг она пукнула. Тихо, но отчётливо и как-то зло, как бы нарочно. У меня всё мужское в отставку. Не люблю, когда в постели такое звучит и витает, пропадает всякое желание. Ну, тут не кровать, но эффект схожий, лежачий.

И сразу халат легче пошёл. Уже почти довынимаю, как в уши стукает второй пук, погромче. А тут, как на грех, пауза у лектора. Это я потом понял, а в тот момент ощутил, что голос у него изменился. То бубнил про свою науку равнодушно, а тут так заговорил, словно задело его за живое. Это сразу внимание привлекает, даже если не до того тебе сейчас.

– Что ж вы, товарищи, себе позволяете?
– говорит сердито.
– Сдерживать надо естественные позывы, трудно разве? Элементарное приличие. И потом, ну чем вы питаетесь, вот скажите мне. Только что кто-то тайком хлебнул из баночки и поставил на скамейку. Опять же чипсы, сухарики, орешки бесконечные. Ну, пейте хотя бы уголь активированный, а то просто неприятно среди вас находиться.

Ну, и так далее. Мешкать нельзя, а то перенапряжётся девчонка. Берусь обеими руками за кегли, в одной халат прижат, и, словно тяжелоатлет, напрягаю бицепсы. Будто штангу толкаю, а на самом деле тело своё назад, голову из тисков вытаскиваю. И сам чуть воздух не порчу. Нюхнув чужой вонишки, свою обуздываю. Потом отползаю назад, волоча за собой халат.

Как только выхожу... то есть выползаю из опасной зоны, тут же встаю на колени и перехватываю верёвку у изнемогающей партнёрши. Беру её за лодыжки, пригибаю голени к полу и чуть-чуть тяну на себя. Мол, ползи назад, всё уже.

Ага, поняла, отползает. Ручонками-то от кеглей не очень получается оттолкнуться, так я её за лодыжки подтягиваю, помогаю. Только смотрю, она руками так орудует, что ползёт не прямо назад, а немного по диагонали, что ли. Чего это она? Пригляделся, а пол по этой самой диагонали блестит влажно.

Ну вот, теперь и она не в опасной зоне. Хлопаю чуток по попке - можешь вставать. Забавно как, на ней моя рубашенция, будто это я себя по заднице ласкаю, "обутой" почему-то в женские трусы.

Она тоже встаёт на коленки, садится на пятки, лицо прячет. Надо исправить дело.

– У-у, пуканьеры несчастные!
– и грожу кулаком аудитории... то есть стенке заднего ряда, за которой всё и находится.

Шёпот не даёт развернуться театральности. Но Ливка всё равно прыскает в сложенные ладошки, потом застенчиво кажет из них личико - всё ещё пунцовое, но уже улыбающееся.

Знает, небось, что буканьеры - это пираты такие, оценила каламбур.

– Вот халат, надевай и застёгивай сверху донизу. Только...
– в растерянности смотрю на свою майку, нагнув голову. Неудобно ведь, только-только одев... то есть, прикрыв девичью наготу, давать задний ход.

Она поняла сама. Догадливая.

– Возьми рубашку, - начала расстёгивать, - а мне дай майку. Только вот...
– она в смятении тёрла краешки снизу, будто выжать хотела.

Я всё понял, недаром же пол блестел и по диагонали она ползла.

– Ничего страшного, - говорю и рукой так похлопываю по плечу её.
– Перенапряглась ты, не совладала с собой. И "ягуаром" тебя накачали до краёв.

– Да чего там, - машет рукой, одной ладонью, но так элегантно. И кривится, будто слёзы на выходе.
– Сама ведь.