С одной стороны он был несказанно рад за друга, что, наконец, и Володю поразила волшебная стрела Купидона, а не достаточно редкая и в основном пустая, очередная мимолётная шпилька, как правило, иногородней девицы, которая в Володе для себя искала скорее сугубо бытовую выгоду в виде московской прописки, чем искреннее, взаимное чувство. А с другой - было жаль того, что их, и без того, не частые, встречи 'по душам', теперь неминуемо станут заметно реже, чему неумолимо свидетельствовал его собственный, пусть пока и трёхдневный, опыт семейной жизни.

– Ну, милый, - взглянула на него Наденька, первой выйдя из завораживающего оцепенения, - а, где твой обещанный чай, на кухне? ведь мне ещё нужно претензию этого Чёрта разобрать, что б ты успел написать официальное извинение.
– И вы, Сергей, присоединяйтесь за компанию.

– Да, да, там, конечно, - и Уклейкин, также выйдя из состояния заоблачного счастья, заглаживая пустяшную вину, широким жестом пригласил друзей пройти в коммунальный пищеблок, одновременно служащий любимым у русского народа местом самого плотного и откровенного общения на всевозможные темы, включая в первую очередь - запрещённые.

И чайная процессия, возглавляемая Воскресенской, тут же вереницей проследовала на кухню, где и разделилась на две неравные части. Наденька по-хозяйски сходу взялась за заваривание свежего 'Индийского', а, Володя, подобно прилежному пионеру, неустанно хлопотал вокруг неё; Крючков же, подойдя от нечего делать к огромному окну, внимательно прищурившись, с неподдельным интересом наблюдал режущую глаз непривычную нервическую суету жильцов.

– Слушай, брат, Уклейкин, а чего это все, словно скипидаром намазанные, носятся и шушукаются?

– А... так я вам ещё одну новость не сказал, пожалуй, это даже не новость, а настоящая 'бомба' и, кстати, не исключаю, что и тут без чертовщины не обошлось, хотя другого, скорее местечкового рода и порядка...

– Что... дом заминировали?!
– попытался пошутить Крючков, нарочно скривив испуганную физиономию.

– Гм... можно и так сказать. В общем, наш дом признали аварийным... и всех расселяют в новые отдельные квартиры...
– на удивление мрачно разъяснил ситуацию Володя.

– Ну!!! Поздравляю, дождались-таки!
– аж подпрыгнул от искренней радости за друга Серёга.

– И я присоединяюсь к поздравлениям, Володенька...
– солидаризировалась Воскресенская.

– Может, тогда по этому случаю, шампаньолы?!
– я мигом сбегаю: сразу отметим новоселье и знакомство, а?!
– весело подмигнул всем сразу Крючков.

– Эх, друзья...
– рано радуетесь. И Уклейкин поведал всю трагическую подноготную принудительного выселения в Южное Бутово, включая решение несогласных с этим произволом властей жильцов организовать сопротивление посредством создания координирующего их действия народного штаба, в который его, оказав высокое доверие, выбрали всего три часа назад.

– Да, брат, ни понос, пардон, Надя, так золотуха...
– зло подытожил текущее положение дел Крючков, с нестерпимой горечью понимая, что если не отстоять всем миром дом, то встречи с другом, отселённым за МКАД, могут фактически прекратиться.

– Так, говоришь, в 21:00 собрание?
– решительно нахмурился Серёга.

– Да, - также решительно подтвердил Володя.

– Буду!
– вбил финальный гвоздь Крючков.
– А то, ишь, чинуши мордатые моду взяли - коренных москвичей из столицы вышвыривать: умоются, сволочи, я им, блин, устрою 17-й год! А сейчас, братцы, что бы вам не мешать разделываться с местными и прочими чертями - смотаюсь к себе, может чего эдакого и придумаю, да и супруге надо на глаза показаться от греха...

И Серёга, не прощаясь, по-английски, лишь чуть убавив громкость, но, не стесняясь особо в выражения, тем не менее, относительно тактично, вылетел разгневанной шрапнелью из тягостного напряжённого пространства, доживающей, возможно, последние дни старой московской коммуналки своего лучшего друга.

Глава 2

Оставшись одни, Надежда сразу же начала тщательно переводить с немецкого претензию Чёрта Володе, делая пометки и заостряя внимание на значимых с её точки зрения моментах. Уклейкин же в свою очередь, прилежно делая записи в блокноте, как, впрочем, и Воскресенская, одновременно думал о своей судьбе, которая за столь короткий срок щедро наградила его счастьем взаимной любви, чёрной полосой неизъяснимых обстоятельств и грядущей неопределённостью с жильём, которое, как известно, является едва ли не основой бытового корневища человека.

От этого фантастического житейского клубка мысли его путались и не выказывали обыкновенную стройность, убедительность и последовательность. Тем не менее, спустя полтора часа черновой вариант извинения всё же был готов и он, неохотно, ибо, пребывал далеко не в восторге от сухого текста, которым пришлось оправдываться, запинаясь и несколько злясь от этого на себя, прочитал его Наденьке:

'В связи с обращением в редакцию гражданина Чёрта Ф.К. с претензией на материал нашего журналиста Уклейкина В.Н. 'Нострадамус: вымыслы и реальность' от 16 мая с.г., в котором изначально обоснованно подвергалось сомнению сама возможность предвидеть грядущие события на примере 15-ой катрены (стихотворения) 1-ой Центурии, Лионского издания 1555 года: