В те годы я уже вовсю трудился на небольшом заводике сельскохозяйственных машин, построенном в одну из пятилеток.

Вскоре в нашей семье случилось прибавление - родилась чудненькая дочурка, которую мы назвали Лаурой. Черноволосая, с глазками орехового цвета, как у мамы. Мы развернули хозяйство, купили корову, и наша малышка росла и радовала нас.

Заветной нашей мечтой было побывать у моря, подышать его воздухом, понырять в синих волнах. Подкопив денег, мы, к шестилетию Лауры, поехали в Евпаторию.

Долгожданное море открылось перед нами в блещущей лазури. Южный ветер принес морю крупную лиловую зыбь. Мы думали, что наша малышка испугается тяжелых, темно-зеленых волн, но Лаура бегала у самого прибоя, радовалась чайкам и крепкому свежему соленому ветру.

Море кружило голову Мариэле. Мы, словно два дельфина, резвились на волнах, а вечером дышали морским воздухом, втроем сидя на берегу, и ветер развевал наши волосы.

Ласковым июньским утром мы вышли из дома очень рано. Море было спокойным, и мы хотели выйти на шаланде со знакомым рыбаком, половить скумбрию.

Но счастье никогда не бывает бесконечным, и судьба приготовила нам страшные испытания.

Известие о начале войны, словно плетью, больно ударило нас… Я очень переживал о матери, которая осталась одна на хозяйстве.

Помню, нам удалось уехать с большими трудностями. На вокзале была суматоха, у касс - давка и билетов не достать. Нам продал билеты втридорога цыганистого вида ловкий парень, обещавший, если необходимо, достать еще столько же…

Мы ехали, глядели на окружающий мир: другими стали проносящиеся за окном пейзажи, деревья замерли в тревожном ожидании, горестно плакали птицы, небо то и дело покрывалось черными тучами, за которыми мелькали призрачные сполохи красного зарева … Лица у людей были тревожными, глаза женщин блестели от слез.

Повестка из военкомата не заставила себя долго ждать…

Слезинка скатилась по моей щеке, тревожным комком сжалось сердце, когда эшелон с красноармейцами уходил на фронт… Гремели трубы оркестра, неистово заливалась разухабистая гармонь, я держал собранные в дорогу харчи, а перед глазами на уплывавшем от меня перроне, стояли дорогая моя мама, любимая Мариэла и чудненький цветочек мой – Лаура. Вот, чтобы не растоптали грубые немецкие сапоги этот цветочек, чтобы сберечь свой дом, своих любимых, отстоять свободу своей родины я и сжимал винтовку в пропахшем табаком и кирзовыми сапогами поезде, мчавшемся на запад…

И не знал я, сколько еще горя мне отмеряно жестокой судьбой!

Не буду подробно рассказывать о прибытии на фронт и о первом бое - об этом хорошо рассказывают многие бывалые солдаты в своих воинских воспоминаниях. Скажу только, что первый бой с фашистами оглушил меня. Как это было не похоже на наши детские сражения на плотах!

Но все же я вспоминал их! Закипела кровь во мне, взяв на изготовку винтовку с примкнутым штыком, шагнул я в свою первую в жизни атаку. И глотка моя издавала страшный вопль - крик ненависти к врагу, пришедшему отнять у меня все самое ценное, что есть на белом свете – моих близких, мой дом!

Помню, как пронзил я штыком безжалостно первого немца, и увидел его изумленные, покрытые пленкой страха и удивления глаза…

Воевать нас отправили на южный фронт. Добирались мы туда долго, в кузове большой машины. Ехали хмурые, неразговорчивые, пропыленные насквозь. Там я и познакомился с одним хорошим пареньком. Все называли его Василек. Глаза у него были синие, светлые волосы – словно перышки белого лебедя, и сам он был хрупким, совсем еще мальчишкой. Он был самым веселым и неунывающим из всех.

Ехали мы долго, говорили мало. Но он как-то сумел расшевелить меня. Доверился я ему, рассказал обо всем – о своей жизни, о Мариэле, о маленькой доченьке своей, о маме.

Василек тоже стал рассказывать о себе. Он ушел на фронт добровольцем прямо со студенческой скамьи, прибавив себе год, чтобы казаться старше. Были у него мама и сестренка, отец давно сидел в лагере, по словам Василька, по злому навету.

Я удивлялся терпению и оптимизму этого паренька. Мы, уже пожившие и опытные мужчины, были сирыми и понурыми. А он был уверен в победе, убежден, что сломим хребет врагу.

Но договорить тогда мы не успели.

Словно железные шмели загудели над нами самолеты с крестами на крыльях.

Машина остановилась, и мы рассеялись по пахучей безбрежной степи. По траве защелкали пули, загрохотали вокруг взрывы. Разбомбив вдребезги нашу машину, истратив запас бомб и пуль, враг скрылся.

Увидел я моего дружочка Василька – пуля угодила ему в лицо. Отчаяние душило меня, оттащил я своего друга подальше, но уже было поздно, посмотрел Василек в последний раз в мои глаза, и ушла его душа в небесные выси.