Мы стояли и смотрели на город, а молчание все затягивалось.

– Раз я такой музыкальный мальчик, – усмехнулся Сашка, – позволь

добавить моменту еще капельку романтики.

Он достал телефон, нажал какие-то кнопочки, и заиграла «Mujuice –

Moonboy». Около пяти минут я так и слушала заворожено, боясь даже повернуться к нему. Все это походило больше на сказку. Под музыку вся картина, казалось, ожила: речка зажурчала, запели ночные птицы, с неба упала яркая звезда. Мне хватило времени только загадать, чтобы все было хорошо.

Я слушала нарастающий звук биения своего сердца, а когда стало нестерпимо тяжело дышать, повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.

В его глазах читалось желание, но Сашка стоял и не мог шевельнуться.

Секунда. Две. Пять. Напряжение росло, но момент внезапности был потерян, и я с сожалением отвернулась обратно к виду на чудесный ночной город,

зажмурившись от злости на себя и него.

«Почему он просто не мог меня поцеловать?!» – успела лишь подумать, как вдруг он схватил меня за плечи, резко повернул и притянул к себе. Наши взгляды встретились, кровь прекратила свой бег по венам, время будто остановилось. Саша осторожно наклонился и поцеловал меня в губы.

Такого поцелуя в моей жизни точно еще не было. Легкого, как касание губ крыльями бабочки, нестерпимо нежного, воздушного… Он целовал меня так трепетно, словно боялся повредить, так мягко, будто я была хрупкой, как фарфоровая ваза, так ласково, точно дороже этого момента больше не будет ничего в жизни.

Козырек его кепки уткнулся мне в лоб. Я рассмеялась, сняла ее и бросила на землю. Столь трепетный поцелуй был полной неожиданностью, он сбил меня с толку, даже, сказала бы, напугал, но вскоре ласки стали требовательнее и горячее. Его ладони ненадолго задержались на моих щеках, затем осторожно скользнули вниз по шее и уже более настойчиво принялись метаться по спине, пока не сжались на ягодицах. Мне не удалось сдержать стон. И дальше нас словно подменили, мы упали в пучину какой-то безумной страсти. Поцелуи, объятия, - все такое жадное, будто нам непреодолимо хотелось стать единым целым.

Сашка дрожал всем телом от страсти и возбуждения, и эти ощущения неминуемо передавались и мне. Господи, я так долго ждала этого момента и теперь наслаждалась им сполна. Мы еще долго не могли оторваться друг от друга. Сгорали вместе в костре нашей любви, желая все большего, но останавливались в последний момент, понимая, что не стоит торопить события.

Наконец, он мягко отстранился, пытаясь отдышаться, и посмотрел на меня глазами, полными любви.

– Пойду и скажу сейчас всем, что ты моя девушка. – Схватил

меня на руки и закружил. – Хочу, чтобы все знали об этом. Ты моя, Ева!

Слышишь? Моя! Единственное, что я сейчас хочу, это идти и держать тебя за руку! Только ты!

– Сашка, – я весело рассмеялась, – по-моему, ты пьян!

Когда мы вернулись, то обнаружили, что половина гостей разъехалась, а те, что остались, уже спокойно спали на втором этаже. Тихо играла музыка, и лишь несколько человек продолжали штурмовать бассейн. Митя валялся на диванчике в прихожей, свернувшись калачиком, а Даша флиртовала с Вовой возле камина. Мила с Владом изучали друг друга в массажной комнате, во всяком случае, мы так решили, когда обнаружили, что дверь в нее заперта.

Убрав грязную посуду со стола, мы с Сашей искупались, погрелись в сауне, а затем встретили наш первый общий рассвет вместе на балконе.

Я прихожу в себя от осознания того, что дрожу всем телом, промерзшим буквально до костей. Все подчиняется ноющей боли в руках, скованных за спиной. В нос ударяет пряный запах сырой земли, щекочущий ноздри. К голове, пульсируя, приливает кровь.

В эту же секунду приходит мысль, что меня похоронили, и я дергаюсь, одновременно открывая глаза, но, быстро оценив обстановку, понимаю, что лучшим решением будет и дальше изображать потерю сознания. Ложусь и прижимаюсь щекой к сырой земле. За три секунды, что мои глаза остаются открытыми, мне удается увидеть многое из того, что происходит вокруг, отчего сразу забываю про холод.

Передо мной широкий двор, обнесенный деревянным забором. Вокруг темнота, скорее всего, ночь, слышатся звонкие трели ночных птиц. Откуда-то слева льется тусклый искусственный свет, похоже, что от дома, в котором меня держали. Справа, в той стороне, куда мне удалось посмотреть, растут несколько деревьев с тонкими перевитыми стволами, похожие на яблони. Поддаваясь порывам ветра, они вкрадчиво шелестят своей листвой. Шшш…Шшш…

Мне даже кажется, что я вижу перед собой пару грядок. Выходит, это - сад похитителя. Где-то вдалеке, за забором, слышится звук текущей воды. Все эти шумы и шорохи заглушает один-единственный, сверлящий мой череп насквозь, - звук копошения. Его нельзя ни с чем спутать. Я много лет провела, помогая родителям на огороде, и этот звук узнала бы из тысячи.

Осторожно выгнув шею, стараясь не произвести лишнего шума, поворачиваю голову на пару сантиметров влево и осторожно приоткрываю веко. Так оно и есть, мои опасения подтверждаются: в пяти метрах справа от меня, стоя по пояс в стылой земле и орудуя большой железной лопатой, мой похититель роет могилу. Вспотевший и изнеможенный, он с хрустом вонзает лопату в чрево глубокой ямы, затем швыряет вырытый песок на уже образовавшуюся горку в полуметре от могилы.

На краю ямы стоят початая бутылка водки и стеклянная рюмка.