Подземные звезды, подумал я. Сколько их, наверное, должно быть под местом, где были башни-близнецы или, может быть, на руинах газовых камер Освенцима-II.

— Ты чего наделала?!

— Ты убила его!

— Блин, Лия!

Я сказал:

— Отставить панику, дамы и господа. Эта хрень живет и здравствует, она просто отчалила. Не думаю, что проблема решается так просто.

Лия вытянула руку, и Рафаэль направил на нее луч фонарика, я увидел кучу маленьких ожогов, как прыщики или веснушки. Лия не выглядела так, будто ей больно. Белые браслеты шрамов, идущие по запястью вверх, красноречиво говорили о том, что Лия умеет терпеть боль.

— Ладно, — сказал Саул. — Вы лучше подумайте. Если они сразу все так среагировали, то, может, они какая-то одна штука и...

Он не закончил, потому что мы все это поняли, переглянулись, блестя белками глаз в темноте. Кто-то или что-то, частью чего были трупоеды должно было, в таком случае, заметить нас. Мы посмотрели на небо, все вместе, как будто это было движение в заранее разученном танце. Я увидел далекую красную точку самолета посреди белых звезд.

— Все плохо, — сказал Леви. — Все очень, очень, очень плохо.

— Кто поверит чокнутым? — спросила вдруг Вирсавия. — Ну, то есть у нас же нет доказательств.

— Две чокнутые мелкие телки в Салеме устроили такое шоу, что из-за них погибло двадцать человек.

— Это было в семнадцатом веке, Макси!

Я пожал плечами и понял, что мы все еще стоим в правильном кругу у могилы, будто какие-то культисты.

— Давайте успокоимся! — сказал Эли, голос у него был такой жизнерадостный, словно он не стоял на кладбище после наступления темноты, только что посмотрев прощальный личиночный салют. Я взял лопату и принялся возвращать землю с могилы Калева на место, приглаживать ее. Мне хотелось навести порядок. Так делала мама, когда нервничала. Пожалуй, это были единственные моменты, когда она и вправду наводила в нашем доме порядок.

Я не знал, что делать дальше, как действовать, и это приводило меня в отчаяние. Некоторое время все мы молчали, обуреваемые, наверное, похожими чувствами. Кажется, если с тобой случится что-то особенное, то отреагируешь так же, как в любимом фильме. И поэтому даже как-то нарциссически обидно, когда вместо этого просто люто тормозишь.

— Ну, давайте, расслабимся, — сказал Саул. И мы сразу все успокоились, и благодать такая наступила, но на самом деле нет. Я вспоминал вырывающиеся из-под земли снопы искр. Словно Тинкербелл восстала из мертвых.

— Если мы не можем это сфотографировать, — сказал Рафаэль. — Может, нам нужно сказать людям, чтобы они посмотрели сами?

— Да, конечно, все так и бросились разрывать могилы жертв недавнего взрыва в торговом центре, — сказал я. — Зато попадем в сообщество "Пранки, которые зашли слишком далеко". Что тоже приятно.

Лия поднесла ладонь к губам, словно хотела попробовать ожоги на вкус. Вид у нее был совершенно первобытный, и я подумал: ты, дикая тварь, непременно понравилась бы этому стремному богу.

Леви с надеждой спросил:

— Ну что, расходимся?

Саул сказал:

— Пойдете ко мне в гости? Там все обсудим.

Тут, конечно, Рафаэль не выдержал.

— Ты живешь в моем доме! В моем!

Мы двинулись к дорожке, которая должна была вывести нас с кладбища, но я уже ни в чем не был уверен. Мне казалось, что земля подо мной плывет.

— Мои родители ни за что не отпустят меня так надолго в день, когда у меня случился приступ.

— Тогда не спрашивай у них, — я ему подмигнул. Леви цокнул языком, но к телефону не потянулся.

Лия шла позади нас, как маленькая хищница. Это вызывало смутную тревогу. А может, из-за ее остеомиелита она просто была прекрасным персонажем для зомби-апокалипсиса.

— Поднимете руку те, у кого сейчас синдром деперсонализации-дереализации?

Чокнутые взметнули руки вверх в едином, тоталитарном порыве, только Эли продолжал идти, как ни в чем не бывало, но исключительно потому, что не знал значения этих слов.

— Знаете, — сказал он. — Теперь я, по крайней мере, знаю, что мой друг не был какой-нибудь мразью. Все случилось не просто так. И с этим нужно разобраться. Чтобы таких вещей больше не повторялось.

Вирсавия пожала плечами.

— Может, это мозговые слизни? И они заставили его?

Она вытащила из кармана прозрачный бальзам для губ с крохотными блестками, принялась мазаться им на ходу и вслепую, но так ловко, что ее движения вызывали восхищение. Я понял, что мне придется в очередной раз повторить всю эту историю с самого начала.

Я говорил, пока мы ждали автобуса, и к концу моего рассказа все, кажется, начали понимать еще меньше, чем в начале.

Рафаэль (а теперь и Саул) жил рядом с озером, на самой окраине города, так что в автобусе мы ехали долго. Леви иногда доставал телефон, вертел его в руках, но родителям не звонил. В конце концов, он отключил телефон, поводил пальцами по бесчувственному экрану, и я вдруг почувствовал особенность момента.