Случилось ещё вот что: сначала умер Дружок, тот самый забавный пудель, любимец бабушки, потом бабушка, а теперь вот… Татьяна Михайловна вздыхала и качала головой. И всё в течение одного только года. Понять это было невозможно.

Я вдруг вспомнил слова Стёпы, которые он сказал за два года до своей смерти. Был летний вечер, мы стояли во дворе его дома – только что вышли из подъезда. Говорили, прощаясь, о разном. О возрасте, о родителях. «Как бабушка?» – спросил я. Она тогда болела, всё же девяносто лет ей уже было. Стёпа что-то такое общее мне ответил, употребив выражение «неизбежность» и добавив «ничего не поделаешь», а потом прозвучала вот эта фраза: «Поскорее бы всё это закончилось». Возможно, я что-то пропустил, напутал или не так его понял. Иногда такое случается, когда чужим словам придаёшь совсем другой смысл, нежели в них содержится на самом деле. Его слова могли относиться совсем к другим вещам. Но что он имел в виду?

Наташу в тот день мы так и не увидели; она занималась организацией похорон, которые состоялись через день.

Я был один. Лена со мной не пошла и, наверное, правильно сделала, ей было бы тяжело за всем этим наблюдать. Пришли Костя с Катей и Ира, Пётр находился в отъезде. Было много цветов, венков и незнакомых мне людей, которые были как-то связаны со Стёпой. Были даже знаменитые ребята-гребцы, про которых последнее время восторженно рассказывала мне Наташа, – что-то вроде компаньонов Стёпы по его делам со складскими помещениями, по сахару и бензину, группа спортсменов, то ли байдарочников, то ли каноистов, сумевших своим умом преуспеть в жизни. Вот только «людей из Москвы» не было, и существовали ли они на самом деле?

На кладбище, когда опускали гроб, пошёл мелкий противный дождь. Наташа запричитала у края могилы: «Что же это делают? Как же это? Его же закапывают!» Это было похоже на истерику. Показалось, вот-вот и она спрыгнет вниз. Я стоял в стороне, под соснами, рядом с заплаканной Татьяной Михайловной и понурым Николаем Ивановичем, отцом Стёпы. Меня окликнул чей-то голос сзади. Я обернулся и узнал Галю Зубак, Наташину подругу. Стоя боком ко мне, в широком и длинном вишнёвом плаще, ещё более монументальная, чем прежде, она словно скомандовала: «Иди, успокой её». По выражению её лица можно было понять, как невыносимо ей это слышать.

Я послушно прошагал к Наташе, обнял её и, кажется, вовремя: она уже пошатнулась. Меня вдруг охватила дрожь, наверное, из-за холода и дождя. Я стоял с непокрытой головой и крепко держал фигурку в чёрном пальто, – упираясь, Наташа тоже дрожала и пыталась вырваться.

Со стороны эта борьба должна была выглядеть странной. Нас двое в центре небольшой поляны, все остальные зрители небольшими группами расположились на неровностях земли под соснами. Самая многочисленная из них – ребята-гребцы, укрытые зонтами. Они молча смотрели на нас. Что они думали, люди, которые имели со Стёпой какие-то важные дела и виделись с ним каждый день «на работе»? Что вообще все подумали? Кто я такой? Откуда взялся? Мне и самому уже было неловко. Но вот посыпались первые комья земли на крышку гроба – заработали лопаты; люди стали подходить, и всё закончилось.

Конец ознакомительного фрагмента.