– Прямо какой-то старый Дон Жуан, – улыбается Костя.

– Только хотела сказать, – прибавляет Катя.

– Ну нет, – морщится Стёпа, – не так примитивно.

– Вы только подумайте, – восклицает Ира, – ведь это у него самая настоящая церемония!

– Образ жизни, – отзывается Пётр.

– Ну да, – вступаю в разговор и я, – старой закалки ещё человек.

– Уникальный человек! – ставит жирную точку Наташа.

Неведомый нам Александр Аркадьевич определённо вырастал в значительную фигуру. Возникал облик какого-то цельного индивидуума, неординарной личности, редких свойств человека, про которого мы, к стыду своему, ничего не знали – не знали просто по своей природной лености и нежеланию знать. Он жил среди нас, мог попадаться нам где-то на улице, а мы его не замечали! Нам всем стыдно должно было быть за то, что мы не знаем такого замечательного человека!

Наступила пауза. После такого волнующего рассказа надо было передохнуть, приводя свои мысли в порядок. Ира вытащила мясо из духовки, и тут меня вдруг осенило: они его прежние пациентки, он – гинеколог. Почему бы нет? Он же врач, так что всё может быть. Но я не стал делиться своими догадками – зачем? К тому же мне это было совсем не интересно.

Поговорили ещё немного о новой квартире Петра и новой работе Кости. Выпили водки. Стёпа по обыкновению в одной руке держал бокал с вином, а другой отщипывал сыр. Несколько общих слов о хорошей погоде – как символ умиротворения, устойчивого состояния, подведения некоторых итогов, и сразу же про ещё далёкий и уже близкий Новый год. Ну да, как встречать будем и где?

Стёпа заметно оживился. Стал что-то рассказывать про ёлку, но не простую, а кремлёвскую, про игрушки и подарки, запах мандаринов и бумажные снежинки на окнах.

Что-то мне не нравилось в нём, даже не знаю что… Какая-то отдалённая от меня восторженность. Почему-то близость к так называемым «людям из Москвы», на которых он равнялся. Вот так мне вдруг показалось.

– Да ерунда всё это, – сказал я. – В красном встречать Новый год или в жёлтом. Главное совсем в другом…

– В чём? – спросила Катя.

– В соблюдении определённого ритуала.

– Это какого же?

– А вот такого: в год свиньи надо обязательно убить свинью, в год собаки – собаку.

– Зачем? – спросил Костя. Он готовился к шутке. Шуткой всё и выглядело. Я был уверен в том, что говорил.

– Как зачем? – удивился я и, широко улыбаясь, сказал: – На счастье, конечно!

Стёпа повёл губами, изображая слабую улыбку.

– А собачку-то за что? – поинтересовалась Ира. – Жалко собачку.

– Так ведь её год, – пояснил я. – Ничего не поделаешь.

– И породистую, и дворняжку?

– Да любую – какая разница?

– А по-моему, наоборот, – возразил Пётр. Он встал, наклонился к газовой плите и закурил от конфорки. – В тот год, который соответствует животному, этому животному поклоняются, чтобы его задобрить.

– Правильно! – поддержала его Наташа.

– Полная ерунда! – скривился я. – Это распространённое заблуждение. Как раз всё иначе! Надо обязательно убить, чтобы забрать себе силу животного, только тогда проведёшь год в благополучии.

– Что за глупость! – не выдержала Катя.

– Подожди, – сказал Костя, – ты хочешь сказать, что без убийства невозможно счастье?

Улыбки ещё были, хотя не у всех. Мне пришлось согласиться:

– Ну да, примерно это я и хотел сказать.

– А вот обезьяну убить? – вдруг спросил Пётр. – Как это сделать? Где мы её возьмём?

– И правда, интересно! – засмеялась Ира.

– Крысу не жалко, – заметил Костя. – Крысу можно.

– А вот петух, к примеру, – встрепенулась Катя. – Или курица, если хотите… Ну вот едим мы их, а что толку – где счастье?

– Где мне дракона отыскать – вот вопрос, – задумчиво произнёс Пётр.

– Уж и правда вопрос! – веселилась Ира.

– Змею раздавить, – сказал Костя.

– А с тигром как быть? – спросила Катя.

– Не всякую змею ногами раздавишь…

– Ребята, ну хватит! – взмолилась Наташа, ей эта игра не нравилась.

Стёпа не проронил ни слова. Я мог быть доволен. Теперь надо было остыть.

Прошло какое-то время, заполненное перестановкой приборов на столе и возникновением новых блюд. Стёпа зашевелился; некоторое напряжение в лице его выдавало. Потирая руки, он словно готовился к чему-то чрезвычайно важному для себя и всех, и всё, что было прежде этим вечером, оказывалось всего лишь прелюдией к его выступлению. Когда он заговорил – вначале ровным голосом, отмеряя слова в нужном ему порядке, а потом всё более и более увлекаясь, переходя к восклицаниям, – я понял, что слышу обновлённую версию старых разговоров.

Он обращался к своим постоянным, так уж сложилось, оппонентам Косте и Кате. Снова говорил о проституции и наркотиках. Убеждал, доказывал. Проститутки в его изложении были красивыми и стройными молодыми блондинками, весьма прилично зарабатывающими за одну только ночь. Они оказывали мужчине незабываемые услуги, творили в постели чудеса и поражали совершенством своего тела. Наркотики в этом деле являлись нелишней деталью, тонкой прослойкой между одним состоянием и другим; они продлевали удовольствие и подводили к новому порогу наслаждения.