– Что мне теперь делать, генерал?

– Первый шаг очевиден, господин президент. Раз у вас теперь есть вооруженные силы - нужно назначить министров - военного и военно-морского. А им уже ставить задачи.

– О Боже! Какие задачи? Бомбить Лондон?

Олешев равнодушно пожал плечами.

– А чем вам Лондон лучше Шанхая? Но я думаю, что лично вам этого приказа отдавать не доведется. Для китайцев - это дело чести. Задачи будете ставить по обстановке.

– Скажите, генерал. Если я попрошу у Москвы разрешения назначить министром обороны вас? Ведь даже сам Рокоссовский был министром обороны в Польше, значит так можно. Пойдут ли они мне на встречу?

– Не знаю, господин президент. А если я, лично, попрошу вас об этом не просить, пойдете ли вы мне на встречу?

– Конечно я вам не откажу, я стольким вам обязан, что просто не посмею быть неблагодарной свиньей. Но почему?

– Понимаете ли, господин президент. Своих ребят я привел на чукотские скалы в сорок седьмом*. Пока не отстроили казармы, они три года в палатках жили, ради этой войны. Нет,, конечно, тогда мы планировали войну против вас, а моя армия была ответом на операцию 'Немыслимое', Теперь задача сменилась, враг другой, вместо броска на Вашингтон и Нью Йорк, нам предстоит бросок на Оттаву и Монреаль. Шесть лет это было для меня смыслом жизни. А лично мне вы ничем не обязаны. Советское правительство уже наградило меня Орденом Ленина, - Олешев хмыкнул, - 'За выдающиеся дипломатические достижения'. К тому-же, это и для вас будет не самым разумным решением.

*исторический факт

– Невероятно! Три года в палатках... Какое счастье, что до той войны так и не дошло. Прошу вас, подскажите мне разумное решение, господин генерал.

– Министром обороны, несомненно нужно назначить генерала Риджуэйа. А первой задачей ему поставить - собрать под свои знамена как можно больше дезертиров. Все, кто примет новую присягу - пусть автоматически попадают под амнистию. Я думаю, что так ему удастся снова собрать почти всю свою армию. А военно-морским министром - любого из трех 'гавайских' адмиралов. Флот примет любого из них. Кто там из них старший по возрасту? Но если хотите, запрошу у Москвы дополнительную консультацию.

– Очень обяжете, господин генерал. Запросите у них заодно и задачи для флота Республики. И желательно дату начала войны.

Николай Николаевич Олешев посмотрел на собеседника с откровенным сочувствием, и отрицательно чуть качнул волевым подбородком.

– Дату нам сообщат за сутки. Они и сами ее пока не знают. Остальное запрошу. Встретимся на обеде, а после все обсудим. Благодарю, что учли мою личную просьбу, господин президент.

***

19 июня 1953 года. Мехико. Бар неподалеку от городской тюрьмы

– Посиди тут, Гринго. Мне нужно вон с тем сеньором тет-а-тет побеседовать.

Тот, кого назвали Гринго, коротко кивнул и оценил 'того сеньора'. Обычный мелкий чиновник, продажный и вороватый. Ничего интересного.

Эрнест Хемингуэй допил текилу и придвинул себе бокал компаньона. Тот все равно никогда не пил, только заказывал и делал вид, а текила в этом баре была на удивление хороша. К тому-же, задаток гонорара, полученный в новеньких техасских долларах, которые несмотря на необъявленную войну, охотно принимали в Мексике - позволял ни в чем себе не отказывать.

Известный журналист и писатель оказался в Мексике не случайно, а по заданию крупнейшей и популярнейшей в мире коммунистической газеты 'Правда', заключившей с ним просто невероятно выгодный по нынешним временам контракт. Контракт на книгу, в которой он опишет предстоящие события, в которых ему вот-вот предстояло поучаствовать. А еще они взялись издать 'Старик и море' сразу на семи языках, включая китайский и корейский.

Все началось пять дней назад. Подошедший тогда к нему в гаванском баре 'Эль Флоридита' элегантный джентльмен представился ничего не значащим для Хемингуэя именем, попросил разрешения присесть, а получив - заказал официанту два дайкири. Выпили.

– Вы разумеется не Джон Смит и дайкири вам неприятен. Вы каталонец, правда? Из интербригадовцев.

– Вы очень проницательный человек, мистер Хемингуэй. Я каталонец, но служил не в интернациональной бригаде, а в регулярной республиканской армии Каталонии. Впрочем, это дела давно минувших лет. Сейчас я Джон Смит, гражданин Республики Аляска и глава американского отдела советского издательства 'Правда'. Вам знакома эта газета?

Вопрос разумеется был риторический, газету 'Правда' знал каждый умеющий читать житель планеты Земля. 'Правда' издавалась на семи языках, а перепечатки из нее украшали первые полосы всех ведущих мировых изданий. В 'Правде' вел еженедельную колонку сам Сталин. А еще ходили слухи, что именно издательству 'Правда' теперь принадлежит киностудия 'Уорнер Бразерс'.

– Издеваетесь, мистер Смит? 'Правда' известна всем. Но никому не известно, что вы являетесь главой американского отдела. Впрочем, раз вы угощаете, отчего бы мне вам и не поверить. Закажите еще дайкири, а то я признаться на мели.

– Гарсон! Дайкири сеньору и кофе для меня, - Джон Смит не оборачивался, и почти не повысил голос, но прозвучало в нем что-то такое, что полусонный кубинец буквально метнулся как ошпаренный, - Я с вашего позволения воздержусь. Что может вас убедить?