Шрифт:
— Если не секрет, с какой целью вы его пригласили?
— С самой высокой, — сказала Зина. — Хотим поговорить о репертуаре нашего театра.
— А с каких позиций? Если не тайна…
— С разных позиций, — сказала Зина. — Костя — с одной, а я — с другой.
Ивана Максимовича прежде всего заинтересовала позиция Зины.
— Нет, пусть лучше основной доклад делает секретарь. А я выступлю в прениях, — сказала она.
— Значит, так… — начал Костя. — Педчасть раздала анкеты зрителям-старшеклассникам. Вопрос был один: «О чем должна рассказать ближайшая премьера нашего театра?»
Старшеклассники ответили: «О любви». Не все, конечно… Но большинство.
— Я знаю, — сказал Иван Максимович. — Валентина Степановна была немного огорчена. Но мне удалось убедить ее, что в этом нет ничего ужасного.
— Значит, так, — продолжал Костя. — Старшеклассники быстро ответили на анкету, потому что мы обещали выполнить их пожелание. Но пьесы о любви в театре не оказалось. Тогда Тонечка Гориловская мобилизовала всех авторов — столичных и местных. Они прислали то, что у них было на эту тему.
— И что же вы выбрали?
— «Ромео и Джульетту», — ответил Костя.
Иван Максимович привстал и навалился своим коренастым туловищем на край стола.
— Окончательное слово, конечно, за худсоветом. Но я согласен уже сейчас. И Николай Николаевич, я уверен, не будет против.
— Почему вы уверены? — спросила Зина.
— Потому что совсем недавно… буквально сегодня вечером, он сказал мне, что ставка на молодежь — это беспроигрышная ставка.
— Афоризмы, цитаты, формулы… — пробормотала Зина.
— Что? Что?… — не расслышал Иван Максимович.
— Да так… ничего серьезного.
— Шекспир в ТЮЗе?… — вслух размышлял директор. — Это будет новаторством.
— Что-о? Новаторство?! — Зина уставилась на директора. — Это традиция. В Ленинграде поставили «Гамлета». А «Двенадцатую ночь» показывают днем и вечером в разных ТЮЗах!
— Я знаю… Но на нашей сцене Шекспир еще не бывал.
— По-моему, театр, который ни разу не поставил Шекспира или Островского, — это не настоящий театр, — отрезала Зина.
Костя с укором взглянул на свою заместительницу.
— Только что говорила о формулах… — Он покачал головой. — Значит, так, Иван Максимович. Мы хотим, чтобы спектакль был молодежным.
— Шекспиру — от комсомола! — вставила Зина. Костя снова с укором взглянул на нее и продолжал:
— Значит, так… Актеры — молодые, художник — молодой, композитор — молодой.
— Хотелось бы, конечно, чтобы и постановщик тоже был молодой, — добавила Зина.
— Это было бы неэтично по отношению к главному режиссеру, — сказал Иван Максимович.
— Очень сомневаюсь, что Николай Николаевич способен поставить спектакль о любви.
— Ну почему же? Такой красивый мужчина!…
— Хотя пусть поставит! — неожиданно согласилась Зина. — А то все лекции да беседы! Пусть совершит на наших глазах прыжок от теории к практике.
— Это несправедливо, — возразил ей Костя Чичкун. — На его лекции ходят все. Многие даже ведут конспекты.
— Режиссер-наставник, — пробормотала Зина. — За год ни одной постановки!
Иван Максимович заволновался:
— Ты сказала, что в разговоре с главным режиссером у Кости будет одна позиция, а у тебя — другая. Это она и есть?…
Зина вскочила и заметалась по кабинету. От стены до стены она делала вдвое больше шагов, чем Николай Николаевич. Но преодолевала это расстояние вдвое быстрее.
— Я дружу с семьей Патова. С его женой, дочерью… Они прекрасные люди. Хотя разные… — В оценке людей Зина любила точность. — Ксения Павловна — это домашний ангел. Домашний только потому, что сидит дома: ее доброты могло бы хватить на весь наш ТЮЗ. Лера говорит все, что думает!
— У нас в театре такой характер уже есть, — вставил Иван Максимович.
— Нет, мы с ней непохожи. Она острее!
— Бедный Николай Николаевич… — громогласно вздохнул Костя. Его заступничество всегда казалось очень убедительным и весомым, потому что диссонировало с его внешностью и голосом. «Уж если такой жалеет, такой заступается!…» — думал тот, кто видел Костю впервые.
— Ну и что?! — крикнула Зина и уставилась немигающими глазами куда-то в пространство. Казалось, она мысленно изумлялась самой себе. — Они обе — прекрасные люди. И что же? Я из-за этого должна промолчать?