— Анна! — негромко воскликнул он и бросился наверх.

Какое-то время оба не могли произнести ни слова. Она вцепилась ему в плечи, тесно прижалась к нему — Фрэнсис чувствовал, как её тело содрогается от рыданий. Он сам не мог заставить себя открыть рот и рассказать обо всём, что случилось. Казалось, это в другой жизни он торопился стать первым, кто сообщит ей о горе и невольно добавит к прежним несчастьям новые.

Постепенно успокаиваясь, она потёрлась щекой о его плечо.

— Ты, наверное, знаешь… слышал, что тётя умерла? Вчера неделя как мы её похоронили, вместе с маленьким, а потом приехал гонец из Тьюксбери… — Она подняла на Фрэнсиса заплаканные глаза. — О Боже, что же будет с дядей?

Он отвернулся, чтобы не смотреть ей в глаза.

— Не будет, любимая, — уже было. Всё кончено. Вчера. Пожалуйста, родная, прошу тебя, не надо думать об этом, всё равно ты уже ничего не можешь для него сделать.

Ему казалось, что выразился он с достаточной ясностью, почти безжалостно, но, к его удивлению, она так ничего и не поняла.

— Вчера? Но ведь сражение было раньше. Он что, ранен и умер от раны?..

Фрэнсис пытался найти слова, а они всё не находились, любое было подобно камню. Застыв и лишь слегка поглаживая её по волосам, он не расслышал сначала шороха наверху — кто-то спускался, опираясь о перила. Зазвучал голос — слова были подобны крупным каплям холодной воды, падающим на голову:

— Анна, нельзя же быть такой жестокосердной. Ты что, разве ничего не знаешь? Он хочет сказать, что лорд Тэлбот мёртв — победители повесили его, кастрировали, а потом разрезали на части, как барана. Это вы хотите сказать, Ловел?

Фрэнсис вскинул голову. Хамфри Тэлбот, бледный как смерть, стоял, перегибаясь через перила. Правая рука была крепко прибинтована к груди, при этом кисть болталась как бы сама по себе. В левой он держал меч, которым явно не мог воспользоваться.

— Это неправда, Тэлбот. Зачем вы лжёте, ведь от этого ей только хуже, — не двигаясь с места, произнёс Фрэнсис.

— Неправда? Ну так скажите нам правду. Ему что, была дарована лёгкая смерть? Давайте, давайте, рассказывайте. Кто вынес ему приговор? Кто был палачом? Или, может, вы хотите, чтобы я сам назвал имена ваших друзей?

Фрэнсис чувствовал, что Анна дрожит всем телом. Он ещё крепче прижал её к себе и заговорил, не переставая поглаживать бедняжку по голове:

— Приговор вашему отцу, Тэлбот, вынес констебль Англии. Это его обязанность — карать врагов короля.

Хамфри повис на перилах.

— А как зовут констебля, Ловел? Ведь, насколько я помню, вы к нему очень хорошо относитесь. Вы уже сказали об этом моей кузине?

Анна, словно очнувшись от глубокого сна, попыталась высвободиться из объятий Фрэнсиса и взглянуть в глаза мужа.

— Анна, судил твоего дядю герцог Глостер. Вина была доказана, и король потребовал смертной казни. У герцога не было выбора. Сегодня утром я с ним разговаривал, и он попросил передать, что готов помочь чем угодно, стоит тебе только попросить. И это не просто слова. Право, он будет другом нам обоим.

— Ты с ним говорил, — эхом откликнулась Анна. Она снова, неуклюже — живот мешал — попыталась оттолкнуть его, но Фрэнсис упорно удерживал её. — Ты с ним сегодня говорил, целовал ему руку, благодарил за доброту…

— А что мне, собственно, ещё оставалось? Он служит королю, в точности так же, как твой дядя служил Сомерсету. Разве я могу его за это винить? — Фрэнсис начинал злиться, так как знал — вернее, думал, что знает, — что Анне надо, и старался самого себя убедить, что желания эти — чистое безумие. Но Анна и не думала его ни о чём просить, она просто не спускала с него глаз, словно пыталась до конца понять его, а когда вновь заговорила, Фрэнсису пришлось напрячься, чтобы расслышать, — так тих был её голос.

— И в самом деле, чего тебе его винить? Наоборот, тебе надо на колени перед ним стать — ведь от этого тебе сплошная выгода.

— Выгода? — От изумления Фрэнсис даже поглупел. — Какая выгода, Анна? — медленно проговорил он.

— Ну как же, ведь тебе автоматически переходят все земли дяди. Затем-то ты и приехал, верно? — осмотреть свои новые владения. Твоему королю нужен здесь надёжный человек. Не может быть, чтобы ты не подумал об этом, поспешая в Тьюксбери; а кто может быть надёжнее тебя — человека, который так быстро забыл всё то, что отстаивал с оружием в руках твой отец? И вот теперь всё твоё — моё приданое, которое, должно быть, всегда казалось тебе слишком маленьким, разве сравнишь с тем, что бы ты мог получить, не води твой король дружбу с моим отцом, в знак которой и был мне выбран богатый муж… Приданое и много чего ещё, включая и долю моего кузена. Они тебе сами всё предложили или пришлось просить?

Фрэнсис не мог ничего сказать. Какая-то не атрофированная ещё часть мозга отчаянно бунтовала, пытаясь найти слова протеста. А если не помогут ни слова, ни живые свидетели, само время разоблачит эту ложь. Но это когда ещё будет, а пока язык отказывался повиноваться. Она считает, хочет считать, что всё именно так и обстоит, — вот единственное, что имеет значение. Всего несколько коротких месяцев прошло — и как же исказился в глазах Анны его образ.

Он почувствовал, что она задрожала, её пальцы впились ему в плечи. Фрэнсис мягко отстранил жену, отступил на шаг. Филипп, стоявший позади, направился к выходу — со двора донёсся конский топот: это из Тьюксбери вернулись слуги, которых они обогнали по пути. Но Фрэнсис ничего не слышал. Взгляд его был прикован к человеку на лестнице.