Шрифт:
Приткнувшись к углу кузова, где было широкое основание арки крыши, за которой можно было спрятаться, зеленоглазый беседовал с наемником:
– Сейчас, как и говорил, начнется уже новый кластер. Дорога будет лучше, но он перезагружается раньше Аминска. Там уже могут быть мертвяки.
Алмаз кивнул:
– Я помню. Городок всегда перезагружается ровно раз в полгода?
– По крайней мере, за то время, которое я провел здесь – да.
– Наблюдал за ним?
– Это имеет какое-то значение? Мы вроде едем дела делать. Вы - свои. Я – свои. Друг другу помогаем. Что там я хочу найти – вас не должно волновать, - Монах начал заметно раздражаться.
Алмаз поднял руку в знак того, что он не хочет проблем и ссоры:
– Это просто вопрос.
Зеленоглазый трейсер нахмурился и посмотрел в глаза наемнику:
– Теперь, когда мы в пути, у меня к тебе деловое предложение.
– Неожиданно. Мне казалось, мы уже все обговорили еще в Опорнике.
Монах покачал головой:
– Давай так. Пока мы не доехали до въезда в Аминск, ты пообещаешь мне, что в этом грузовике найдется место для еще одного человека, а сам можешь забирать мое вознаграждение.
– Какого еще человека? Ты что-то темнишь, Монах.
– А тебе не все равно? В твоих интересах согласиться, иначе можете меня высадить прямо сейчас – помогать я вам не стану. Вы завязнете в городе, пока всю колонну не размолотят элитники, которые быстро сбегутся поживиться свежим мясом.
– Ты сбрендил? – Алмаз был в бешенстве. – Да Шах тебя отдаст на медленное съедение бегунам или пустышам. Для таких, как ты, всегда есть местечко в его «яме смерти» [9] .
9
У множества древних цивилизаций и народов практиковалась казнь, в ходе которой преступника или изменника бросали погибать в глубокую яму с отвесными гладкими стенами, по которым нельзя было выбраться наружу. Он мог умереть как от голодной смерти, так и от змей, собак и т.д., запускаемых внутрь.
– Вряд ли. Во-первых, мы уже на подходе к городу. Сколько горючки и времени сожгли на то, чтобы сделать сюда этот марш-бросок? Задай себе этот вопрос, Алмаз. Во-вторых, я так понимаю, вам эта масса боеприпасов нужна не просто так. Со мной договаривался ты, отвечать перед Шахом тебе. А со мной можете делать все, что хотите.
Наемник на мгновение поразился, с какой пустотой в голосе произнес последнюю фразу Монах. Словно мужик и действительно не особо беспокоился насчет весьма неприятной перспективы мучительно закончить жизнь, будучи разрываемым туповатыми зубами обычных пустышей.
Алмаз нахмурился и потер виски, обдумывая предложение:
– Монах, а не кажется ли тебе, что в такой ситуации у тебя нет выбора? Ну, согласимся мы, а потом просто наплюем на договор.
– На этот случай, я посвятил в него несколько неплохих ребят в Опорнике. И самого Джо.
Алмаз ухмыльнулся:
– Ты думаешь бросить тень на репутацию Шаха? Ты слишком мелковат для него…
– Я сказал, что договаривался с тобой. Подумай внимательно. Здесь, на юге, иногда выжить поможет только репутация. А, может, Шах от тебя избавится сам – зачем ему слухи о том, что кто-то из его шестерок так подставляет босса? Я сейчас договариваюсь с тобой, а не с ним. Подумай дважды, трижды, и дай мне утвердительный ответ. В конце концов, ты ничего не потеряешь. Скажешь, что такие были условия изначально, а сам еще больше разбогатеешь.
– Хорошо. По рукам бить не будем. Надеюсь, больше после этого и не увидимся, – Алмаз процедил последнюю фразу сквозь стиснутые зубы и уткнулся в планшет, где на экране точками на дороге двигалась по треку их автоколонна.
Монах не стал размениваться на дальнейшие колкости и, немного приободрившись, развернулся спиной к громиле, наблюдая через прореху в тенте за тем, как меняется пейзаж за бортом грузовика. Он был довольно уныл. Обычная дорога, с двух сторон шли поля давным-давно убранного хлеба. Лишь редкие острые желтоватые остатки поросли виднелись на рыхлом и слипшемся черноземе.
Вскоре, «Урал» перестал трястись и пошел ровнее. Иногда он лишь подпрыгивал на кочках, что заставляло всех чертыхаться в адрес неведомых дорожников, которые когда-то схалявили на прокладке шоссе. Одновременно с этим из кабины послышался голос водителя – крепкого низкорослого мужичка в тяжелом бронежилете и каске. Наверное, весьма заботился о своем здоровье, учитывая повышенный риск своего занятия.
– Стаб закончился. Вроде как до городка тридцать километров.
Монах вслух тихо поправил, крепче сжав в руках цевье гладкоствола:
– Тридцать один.
– Эй ты, Священник, или как там тебя звать? – его окликнул чернявый рослый оборванец, стоящий полубоком около станка с крупнокалиберным пулеметом. Из всей братии Шаха он единственный выглядел так, словно только вчера появился в Улье. В зубах уже окончательно изжеванная травинка, на голове съехавшая набекрень каска, белоснежные зубы и кривой горбатый нос - дополняли картину.
Из дальнего угла грузовика послышался чей-то голос:
– Монах он.
Чернявый оборванец хмыкнул в сторону говорившего и продолжил: