Шрифт:
Но они оба понимали, что это не так. Арья уже давно не невинное дитя. Она сильный воин, переживший крайне многое. Девочка стала безликой. Человеком, меняющим маски, и это – могло помочь в их игре. Ведь пешка, что сможет надеть маску Короля, никогда не познает своего поражения.
– Мы ведь все знаем о том, что в Винтерфелле всегда должен оставаться Старк. Я же лишь бастард. Арья должна быть тут.
И в этот миг, Джон так сильно хотел уйти, поспешно покинуть покои сестры, потому что оставаться здесь, было слишком невыносимо. Мужчина так постыдно боялся. Страшится того, что ещё секунда, и он просто не сможет сдержаться. Ведь сейчас, так особенно сильно, он помнил сладостный вкус и мягкость губ своей единокровной сестры. Санса сводила его с ума, и как бы Сноу не пытался противостоять этому неправильному чувству, оно, словно болезнь, поражало его изнутри. Делая слабым. И эта слабость, могла погубить их обоих.
Но раздавшийся позади голос Старк, заставил Джона замереть, при этом слегка оборачиваясь назад, хотя и избегая взгляда сестры. Голос девушки дрожал, и Сноу так отчётливо слышал в нем слёзы, и это напугало бастарда лишь ещё сильнее. Он не хотел сделать Сансе больно. Только защитить. И в пекло то, что теперь, она возненавидит его по-настоящему. Не наивно подражая Леди-матери, как это было раньше. Теперь, она будет ненавидеть его из-за того, что он – настоящий северный дурень, который совершает так много непоправимых ошибок.
– Ты трус, Джон! Думаешь если избавишься от меня, то тебе станет легче? Что тогда ничего не сможет встать между тобой и Драконьей Королевой? – в голосе девушки слышалось так много яда. От обиды. От боли. – Я же только мешаю. Но признай, что ты тоже это чувствуешь! Мы стали нечто большим, чем просто брат и сестра, – и словно мольба о помощи: – я люблю тебя, Джон!
Наконец, Санса нашла в себе силы и мужество в этом признаться. И не только себе. Но и ему. Вот только осмелится ли и Джон открыть свою душу для неё? Кому он верен на самом деле? Кому отдано его сердце? Сестре? Или Таргариен? Ведь обе эти связи были порочны.
Сноу замер. Слова Сансы буквально выбили почву из под его ног, заставляя падать, и падать, и падать. Словно лететь в самую глубокую пропасть. Чем он мог ответить на это признание? Ведь мужчина ничего не чувствовал. Вдруг его сердце и вовсе было больше не способно ощущать столь светлое чувство как любовь? Что если оно умерло в тот же день, когда сердце Игритт пробила стрела Олли во время битвы за Чёрный Замок? Наверное, часть Джона действительно умерла ещё во время того сражения с одичалыми.
– Санса…
И столько обречённости в голосе и во взгляде темных глаз, что Санса смогла всё понять и так. Ей было больше не нужно слов. Не нужно фальшивых извинений, и бессмысленных объяснений о том, что они родня. Ведь это были просто оправдания. Желание не задеть её чувства, хотя, на самом деле, всё это задевало их лишь сильнее.
Девушка чувствовала, как предательские слёзы заскользили по её щекам. Старк с силой прикусила нижнюю губу, стараясь не разрыдаться прямо здесь и сейчас. Она не позволит Джону увидеть её слабость. Это не будет последним, что он увидит перед тем, как сестра покинет Винтерфелл. Навсегда.
– Убирайся, – прошипела Санса, смотря брату прямо в глаза. – Уходи.
Сноу поморщился, при этом чувствуя, как в этот миг, его сердце словно рассыпается на тысячи осколков. Ему было так жаль. За всё. За причинённую боль. За то, что не смел ответить взаимностью. Хотя, мужчине так дико хотелось почувствовать родное тепло хотя бы ещё один раз. Прикоснуться к нежной бархатной коже. Поцеловать каждый шрам её тела, заставляя хоть на миг забыть о боли. Но вместо этого, Джон послушно направился к двери, лишь напоследок бросая:
– Мне жаль.
И лишь тогда, когда дверь захлопнулась за спиной Сноу, Санса без сил рухнула на колени, чувствуя, как в её плечо утыкается мокрый нос Призрака, что подошёл слишком бесшумно, даруя свою поддержку. Лютоволк всегда был рядом. Ведь хоть он и принадлежал Джону – своему хозяину, девушка чувствовала, что теперь, Призрак и часть её самой. Как когда-то была и Леди.
Всхлипнув, Старк зарылась пальцами в мягкую шерсть лютоволка, цепляясь за него, словно за своё последнее спасение.
“Ты всё потеряла, дорогуша. Теперь, ты осталась совсем одна. Волчица, изгнанная из стаи”
И голос Рамси Болтона, словно насмехаясь, эхом отдавался в её голове. Однажды, парень сказал, что он единственное, что у неё осталось, а теперь, даже Болтонский ублюдок был мёртв, в то время как она сама, чувствовала лишь доводящее до отчаяния одиночество.
А в это время, Джон, замерев у покоев Дейенерис, неуверенно постучал костяшками пальцев о дверь, с замиранием сердца наблюдая за тем, как она, неспешно, словно опасливо, открывается перед ним. Замечая, как удивление отражается на лице Таргариен.