Общинность была всегда краеугольным камнем самобытных зданий русской общественности. Естественно поэтому, что так называемые староверы, как представители и защитники самобытного мышления и чувствования русского народа, являются вместе с тем и представителями усиленной общинности.

Особенно ярко выступает особенность русской жизни при столкновении ее с западноевропейскими порядками. Мы имеем описание одной староверческой общины, поселившейся в Пруссии, сделанное бывшим раскольничьим писателем, называющим ее на своем жаргоне «монастырем», хотя она совершенно житейская община русских семейных крестьян. Вот что, между прочим, говорит он о ней: «Удивлялись туземные пруссаки крепкой сплоченности выходцев, которую они перенесли с собою из России. У них скотопастбища были общие. У них всякая полевая работа производилась живо, толокою, несмотря на все мнимые неудобства русских хлебопахатных орудий. У них все завершалось взаимно-союзными силами и дружбой. Эта живая сплоченность русского обычая любви сильно интересовала пруссаков разъединенных».

Посмотрим, каковы были общинные союзы у раскольников в прежнее время. Еще в конце XVII века в Олонецкой губернии на реке Выге образовалась, так называемая, «Выгореция», т. е. целая группа общин, бывших в тесной связи как между собою, так и с остальными раскольничьими общинами, рассеянными по всей Руси. Один из главных учителей-основателей Выгореции, инок Корнилий, предсказывал, что «место сие (т. е. Выгореция) распространится и прославится во всех концех, и многи спасутся творяще волю Божию и ходящие в путех Его, по умножении, поселятся с матушками и детками, с коровушками и люлечками». Это ясно указывает, что «Выгореция» была союзом чисто житейским, хотя общины, входившие в ее состав, и назывались «скитами». Среди этих скитов особенно прославилась община-монастырь, которая и называлась Богоявленским монастырем, но и она была монастырем больше по названию, чем на деле; эта община была общежительством, и ее порядки по преимуществу выражают тенденции тогдашних расколоучителей.

В ее жизни аскетизм все-таки занимал известное место, а потому скитяне никак не хотели подчиниться монастырю и зависели от него лишь в «богомолении», именно по тому, что жили вполне «житейским житием», каким отчасти жили все выговцы без исключения до основания монастыря, т. е. правильными семейными группами.

Основатели Богоявленской общины Андрей и Семен Денисовы, несмотря на все старания, не могли придать ей характер монастыря. Так, например, Андрей Денисов в 1719 году «доказывал» братии, что их община есть монастырь. Хотя в общине сохранились правила монастырского устава, но раскольники крепко держались жизни практической, «жили житейским житием», устраивались по образцу древних новгородских погостов. Религиозные уставы поддерживали начала их братства, общинного быта, соборных решений дел и т. п.; поэтому они не видели строгого разделения между жизнью церковной и гражданской. Так как поступление в монастырь проистекало не из свободного сознания потребности уединения для богомыслия, не из действительной склонности к монашеской жизни, а происходило или вследствие желания укрыться от преследований, или из слепого энтузиазма; так как это были все люди, привыкшие к семейному образу жизни, к занятиям сельско-хозяйственным и по степени своего духовного развития мало способные к созерцательности, к тому, что составляло сущность монашеской жизни, то, очевидно, совершенно естественно было ожидать, что они не будут иметь понятия о существе монашеской жизни и не будут в состоянии выполнять иноческие уставы. Так, например, однажды, отец (т. е. настоятель) келейно разглагольствовал с братией, пришедшей с трудов из дальних мест. Он спросил их, исполняли ли они «в отдаленных своих службах и в хождении по дорогам церковное и келейное правило». Те сознались, что «ово от трудов, ово за немощь телесную, ово же от лености презирается ими таковое душеспасительное неоцененное дело».

Вообще, можно сказать, что обитателям монастыря совершенно не нравилась вводимая Андреем Денисовым монастырская дисциплина. От вводимых им порядков «многие бежали совершенно, иные, поживши в монастыре, переходили в скиты, где жизнь была гораздо свободнее; иногда против Андрея и его дисциплины были восстания».

Богоявленский монастырь представлял братство, организованное на основании свободных общинных стремлений, в котором все члены были равны; каждой личности предоставлены были одинаковые юридические права. Так, например, настоятель Андрей Денисов «аще и весьма бысть премудр, но всегда мнения своя в общебратских делах прочим предъявляше». Тот же Андрей, когда для общины привезли хлеб и его приходилось носить в монастырь на себе, был первый между «носаками», что и было с удовольствием замечено братией.

В общине известны были силы и способности каждого члена; взвешивали их опытные надзиратели и сами общежители и, сообразно с ними, давали занятие известному члену. Таким образом, все выговское общежительство делилось на разные рабочие и промышленные артели; для каждой артели назначалось особое помещение, и все дела вели старосты и нарядники, которые определялись по выборам ежегодно. Особый староста был даже у детей, смотрел за ходом их обучения и учителями; учителями и старостами в этом случае были уставщики и отцы духовные, которые отличались мягким характером и были искусны «для всякого детского усмотрения». Выборные духовники были большей частью уже не молодых лет, отличавшиеся начитанностью и бескорыстием, заботой о благе общины, немощных и сирот.

Имущество было двоякого рода: общее и частное. К общему имуществу относилась земля, постройки и все необходимое для ведения общего хозяйства. В частной собственности оставалась часть движимого имущества, которое называлось «келейным». При смерти многие завещали все келейное имущество родственникам своим. Но большая часть лиц, отказывали все свои частные пожитки в общинную кассу; а иные уделяли часть в общинную казну, а часть для родных.

К Богоявленскому монастырю, как к центру, тянули остальные скиты, входившие в состав «Выгореции» и разбросанные по диким лесам Поморья. Около 1703 года в Поморье много уже было скитов и отдельных келий; все раскольники были в связи, все посещали выговское общежительство и собирались на соборы; при этом надо заметить, что не одни дела управления и хозяйства выговцы решали всей общиной; дела религиозные, дела церковного управления подлежали тоже мирскому распоряжению всех членов общины. В случае важных преступлений тоже собирали собор, который и присуждал к изгнанию из общины; замечательно, что для женщин виновниц не существовало телесных наказаний. Пьянства не терпели в скитах; пьяниц и попрошаек без всяких церемоний выгоняли вон.

От начала XVIII века перейдем к концу его. В это время стала распространяться в России секта пли «согласие» бегунов, странников. Село Сопелки (около Ярославля), как исходный пункт развития всех областных, местных пристаней бегунов, как средоточие наибольшего страннического населения, естественно образовало центр, средоточие всего союза или согласья великорусских и сибирских пристаней. А совокупность всех этих областных, местных общин или пристаней, великорусских и сибирских, образовало федерацию или целый союз согласья бегунов, концентрированный около села Сопелок. Вследствие такого союзного устройства, каждая областная пристань составляла самобытную, самоуправляемую паству или общину, имела свой совет и суд. В Сопелках же был, в случаях нужных, общий, главный сход, совет и суд бегунов; сюда являлись даже из Сибири.

Розов говорит, что в числе основных идей основателя страннического согласия, Евфимия, находится и идея коммунизма; но вряд ли с этим можно согласиться. Сами бегуны не так толкуют слова своего учителя, относящиеся к этому предмету; по мнению большинства странников, эти слова относятся только к поземельной собственности, рыбным ловлям, соляным озерам и т. п. предметам. Встречаются, правда, странники, проповедующие коммунизм, которые при этом опираются обыкновенно на следующие слова Евфимия: «Не явственне ли таковое Антихриста одержание являет быти в первую опись народную, егда… описал всех человек и разделил на разные чины… им же размежив землю, леса и воды, даде я в наследие комуждо их». Далее, Евфимий продолжает: «Егда бо по описи раздроби народ на разные чины и землю размежева, сим разделением яко язычников содела друг другу завидующих, друг на друга ратоборствующих, наделив кому много, кому мало, иному же и ничесоже дав и токмо едино рукоделие повелев». Основываясь на этих словах Евфимия, уже вскоре после его смерти (он скончался в 1792 году), крестьянин Василий Петров учил, что «ни один странник не имеет права владеть собственностью, а все свое имущество должен отдавать в пользу общины». В Пошехонском уезде Иван Петров, а в так называемой «Плесовской стороне», заключающей в себе три уезда Костромской губернии, Антип Яковлев проповедовали, что «изречение Евфимия: „глагол мое, свое — проклятый и скверный, вся бо вам общая сотворил есть Бог“ — относятся не только к размежеванию земель, но и вообще ко всякой собственности; на этом основании в обоих толках требуется общинное укрепление и совершенное отречение от прав собственности».