– Вы, сэр, можно сказать, спасли наш бедный Кралов от подлинного нашествия этих мегберрских еретиков. Тот отряд, который вы разгромили три дня назад, был разведывательным в целой армии халинцев, вторгшихся на земли Богемии. Ваш комтур, Антуан де Мале, отправился со всеми силами Замкового рыцарства и моих бывших братьев по ордену уничтожать их. Так что, не разбей вы богопротивных фанатиков, Кралов был бы уже в их руках.

– Так уж и в их, - позволил себе усомниться я, - у Кралова высокие стены и мужественные защитники.

– Это так, - кивнул епископ, я припомнил, что звали его отец Венцеслав и до того, как уйти в клирики он был комтуром ордена Матери Милосердия, называвшегося также орденом Креста и Розы, по-билефелецки (а именно в этой империи был основан орден) розенкрейцеров.
– Но в армии у халинцев примерно двадцать или больше тысяч отличных воинов - в основном, аристократии халифата, зарабатывающей себе военную славу или замаливающих таким образом грехи перед их пророком. Такой силы Кралову не сдержать, его бы взяли сходу.

Что же, сомневаться в словах прославленного рыцаря, потерявшего правую руку в сражении с халинцами, что и послужило причиной его ухода в клирики, было просто глупо, в конце концов, он воевал тогда, когда я еще пешком под стол ходил.

Совершенно потерявшаяся из-за наших разговоров монашка переводила округлившиеся глаза с меня на епископа.

– Да уж, - усмехнулся отец Венцеслав, - мы совсем запугали сестру Анну своими разговорами о войне и мегберрских еретиках. Да и вам, благородный сэр, надо отдохнуть. За те три дня, что вы провели в монастыре святого Каберника, вы только сегодня впервые открыли глаза. Кстати, ваш комтур оставил вам это письмо.
– Епископ положил на мою кровать небольшой свиток, запечатанный гербом Замкового братства.

– Если хотите, я прочту его вам, сэр Кристоф, - сказала сестра Анна.

– Не думаю, что комтур де Мале доверил бы какие-либо секреты простой бумаге, - кивнул отец Венцеслав, удаляясь, - но помни, сестра, сэра Кристофа нельзя утомлять.

– Я помню, ваше святейшество.

– Так что там пишет наш комтур?
– поинтересовался я, потому что молчание, повисшее между нами, начало затягиваться. Мы просто смотрели в глаза друг другу и, Баал побери - прости, Господи!
– мне это начинало нравиться. Но ведь я же - замковик, а она - и вовсе монашка; и если я еще могу покинуть братство, то она - навеки посвятила себя Господу.

– "Благородный и отважный брат, - начала читать сестра Анна, - мы скорбим о твоем тяжком ранении, однако благодарим Господа за то, что Он не дал тебе умереть от болта богомерзкого халинца и возносим молитвы Ему о твоем скорейшем выздоровлении. Увы, брат Кристоф, мы никак не можем ждать ни минуты и вынуждены продолжать наш поход (о вот уже и словечко "поход" проскакивает) против врагов Господа и Веры. Мы идем на юго-запад к границе княжества Сибиу, ибо поклонники Мегберра вторглись на его территорию ибо, благодаря вечной грызне тамошних нобилей-бояр, проклятые язычники чувствуют себя как на своей родине.
– Глядя на прекрасное лицо сестры Анны, я как не странно слышал низкий, привыкший к приказам и перекрикиванию шума сражения, голос комтура.
– Но, думаю, ты это знаешь и без меня, брат Кристоф, не стану утомлять тебя и того, а скорее ту (так и вижу усмешку на губах комтура, пишущего эти слова), кто читает тебе мое письмо. После того, как придешь в себя, следуй за нами, где бы мы ни были, или же, коли это будет невозможно по какой-либо причине, присоединяйся к любому отряду наших братьев по ордену, дабы огнем и мечом сокрушать врагов Веры и Господа.

Да прибудет с тобою Господь, брат Кристоф Ромуальд!"

Сестра Анна замолчала, не став читать размашистую подпись комтура де Мале, которую навряд ли и сумела разобрать, ей и так пришлось несладко, пальцы старого рыцаря больше привыкли к мечу нежели к перу и из-под последнего буквы выходили корявые и читать их было настоящим мучением. А уж для монашки, скорее всего, привыкшей к красиво и аккуратно написанным текстам канонических книг, над которыми трудились лучшие переписчики, это и вовсе было подлинным мучением.

– Вам и вправду надо отдохнуть, сэр Кристоф, - сказала сестра Анна, поднимаясь и кладя письмо на небольшой столик рядом с моей кроватью (меня поместили в отдельную келью, видимо, чтобы не смущать остальных сестер).
– Я буду молиться о вас.
– И вышла.

Разбудил меня посреди ночи чей-то дикий крик. Оказалось, что на самом деле ночь уже позади и в окно моей кельи лились лучи утреннего солнца, правда очень сильно разбавленные плотными тучами, поэтому-то мне и показалось сначала, что еще ночь. Я подскочил с постели, даже позабыв о ранах и том, что мне категорически запрещено вставать, схватил меч, висящий на спинке кровати, не подумав, что его там может и не быть и даже, скорее, быть не должно, в монастыре я все-таки, да притом женском, выхватил его из ножен и бросился на крик. Оказывается, меня поместили не просто в отдельной келье, но в пристройке, состоящей из этой самой кельи и небольшого помещения с алтарем и большим окном. Именно там я и увидел жуткую картину - в дверях стояла сестра Анна, у ног ее валялся разбитый глиняный поднос и остатки еды, а к ней тянула отвратительные лапы некая белесая тварь, похожая на горбатого человека с абсолютно лысой головой и толстыми лапами, оконченными длинными кривыми когтями. Сестра Анна прижала ладони к лицу и старалась сдержать крик, рвущийся из горла. Я размахнулся и ударил монстра мечом, держа его обеими руками. Клинок отскочил от ее белесой плоти, словно та была упругой, оставив однако на ней бледно-алую полосу. Тварь развернулась ко мне, демонстрируя все свое уродство, морда ее было просто отвратительной со слюнявым ртом и желтыми клыками. Когти рванулись в мою сторону с невероятной скоростью, я отступил назад и они разорвали бинты на моем животе, вновь открылось кровотечения, но я не обратил на это внимания - ударил вновь. На сей раз я целил в голову. Кости твари по прочности не уступали плоти, но и стали противостоять они не могли. Раздался характерный треск - череп монстра раскололся надвое, меня окатило волной темно-красной, почти черной, жидкости, от вони ее мне сразу стало дурно и я согнулся пополам в накатившем приступе тошноты. Рана на животе взорвалась болью, кровь хлынула практически рекой, я рухнул на колени и накатила тьма...

– Вы отважны до безрассудства, сэр Кристоф, - говорил мне спустя несколько дней отец Венцеслав, - едва оправившись, сразу кинулись в бой. Это по-рыцарски.

– Я не мог оставить даму в лапах отвратного монстра, вылезшего из Долины мук, - слабым голосом возразил я, лишь вчера я смог открыть рот для того, чтобы принять пищу, до того мог только тихо стонать от боли в открывшихся старых и новых ранах.
– Это было бы не по-рыцарски, уж вы-то меня понимаете, pater.

– Отлично понимаю, сын мой, - усмехнулся в бороду епископ краловский.
– Вот только тварь эта вылезла не из Долины мук, логово ее и таких как она находится, увы, куда ближе. В заброшенном серебряном руднике к югу от Кралова. Там засели подобные твари, коим воистину место в Долине мук.