Ужасно захотелось покурить. И выпить.

Любитель цитировать Матфея все время напирал на то, что Бог на его стороне. Настал момент проверить, прав он был или нет.

…

Израиль Иммануилович лежал в луже крови лицом вверх и смотрел в небо. Одна из пуль попала ему в шею и перебила артерию. Смерть его была ужасной, но лицо осталось удивительно спокойным.

Не было никаких тайн. Он просто пришел сюда, чтобы подарить мне шанс, пусть один из миллиона. Это все, что он мог сделать, и он сделал это.

Я снова почувствовал, как подкатывает комок к горлу и просятся наружу слезы. Кое-как сдержавшись, я нагнулся и осторожно закрыл его потускневшие глаза.

Потом я подошел к саквояжу, открыл его и извлек оттуда контейнер с пенисом.

Идеи движут людьми. С ними люди живут, за них они умирают. Глядя на этот кусочек плоти, я, как ни старался, не мог себе представить, какую такую замечательную идею могло воплощать это синюшное дерьмо, утащившее в могилу столько людей.

Решение пришло само собой: я размахнулся и изо всех сил подбросил блестящий медицинской сталью сосуд вверх.

Описав в воздухе дугу, он упал на бетон набережной метрах в двадцати от меня, стекло разбилось, поднялся клубочек сизого дыма, и драгоценное содержимое выкатилось наружу.

Я стоял и ждал, чувствуя, как чьи-то глаза смотрят на меня через окуляры прицелов.

Нахальная чайка спикировала вниз, подхватила все, что осталось от человека, мановением пальца двигавшего когда-то в атаку танки, самолеты, боевые корабли и подводные лодки, и, неспешно взмахивая крыльями, улетела вдаль.

Дождь приближался – природа хотела смыть следы человеческого безумия.

…

Сказано было: «И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую».

Человек в шляпе не учел одного: если перевернуть систему отсчета с ног на голову, то стороны эти меняются местами.

–

–

–

–

Восемь стихов от Макса

–

Я знал, что Макс не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Хелен, присутствовал на его похоронах. Он не единожды высказывался на эту тему вполне определенно. Поэтому, когда Хелен позвонила мне и сообщила время и место, где я мог бы с ним попрощаться, «если, конечно, захочу», я понял, что она в отчаянии, и пообещал приехать.

Честно говоря, я и сам в последние дни пребывал в исключительно гадком расположении духа. В груди моей будто горела куча пожухлых прошлогодних листьев, то тоскливо тлеющих, то вспыхивающих вдруг яркой обидой на слепую жестокость судьбы, то почти потухших и источающих клубы удушливой горечи.

Последний раз я видел Макса недели две назад: он был привычно сдержан и саркастичен и «Дикой индейки»4 выпил не больше, чем обычно.

…

В наших взаимоотношениях с Максом Хелен присутствовала всегда. С нее начало быть все то, что начало быть, и я, сколько ни старался, не мог представить себе, что бы получилось и получилось бы вообще что-нибудь, если бы ее не было.

Вспоминая о Максе, я неизбежно вспоминал и о ней, а думая о Хелен, заканчивал все равно Максом.

Она нас познакомила. Она спала с нами обоими. Она пила наравне с нами и точно так же никогда ни о чем не спрашивала.

Она была такая же пропащая, как и мы.

…

Вдруг выяснилось, что идти на мероприятие мне решительно не в чем.

Конец ознакомительного фрагмента.