В то же время верного царского слугу всегда притягивали люди свободного ума, имеющие собственные суждения об окружающей их действительности, и он не отказывал себе в удовольствии общаться с ними.

Вопреки утверждениям Шарля Бодена, граф Алексей Федорович проявил себя не только как храбрый кавалерист, военачальник, а затем и борец с «тлетворным» влиянием Запада, но и как искусный дипломат. Впервые его дипломатический талант обнаружился в 1829 г., когда по поручению Николая I Орлов провел успешные переговоры с Турцией, завершившиеся подписанием Адрианопольского мирного договора, после чего император назначил его своим послом в Константинополь с миссией добиться от султана неукоснительного выполнения условий договора. С высочайшим поручением граф Орлов справился менее чем за год своего пребывания в посольской должности.

Вторая, сугубо конфиденциальная, дипломатическая миссия была доверена Алексею Федоровичу в августе 1830 г., когда Николай I отправил его в Вену для обсуждения с австрийским императором возможных совместных действий против Луи-Филиппа, «узурпировавшего», как полагал царь, престол Бурбонов во Франции. На этот раз граф Орлов не успел проявить своих способностей, так как еще до его приезда венский двор вслед за Англией и Пруссией официально признал короля французов.

Зато громкий успех выпал на долю графа Орлова в 1833 г., когда он с большим искусством провел в Константинополе переговоры, увенчавшиеся заключением Ункяр-Искелесийского оборонительного союза с Турцией, причем послы европейских держав в Оттоманской Порте узнали об этих переговорах уже после подписания договора.

В том же, 1833 г. Алексей Федорович сопровождал Николая I на встречу с австрийским императором Францем I в Мюнхенгрец, где вместе с графом К.В. Нессельроде и Д.Н. Татищевым от имени России он подписал Мюнхенгрецкую конвенцию о совместных действиях в пользу сохранения в Турции правящей династии. По существу, конвенция была направлена против восточной политики Франции, поддерживавшей египетского правителя Мухаммеда Али. Когда в начале 1835 г. умер император Франц, Николай I отправил Орлова на похороны в Вену в качестве своего личного представителя. Два года спустя тот же Орлов был направлен в Англию, как личный посланник царя, на коронацию королевы Виктории. В дальнейшем он постоянно сопровождал государя в его поездках по России и за границу, а в 1839 г. сопровождал в заграничном путешествии наследника-цесаревича Александра Николаевича, чьим наставником он был назначен после смерти князя Х.А. Ливена. Граф Алексей Федорович оказался первым, с кем цесаревич в ходе этого путешествия поделился, что влюблен в принцессу Гессен-Дармштадтскую и намерен связать с ней свою судьбу, если, конечно, августейшие родители одобрят его выбор. Как уже говорилось, в 1841 г. желание юного Александра осуществилось. Его избранница, приняв православие, превратилась в великую княгиню Марию Александровну, будущую императрицу и мать другого русского самодержца – Александра III.

В 1852 г. Орлов принимал участие в секретных переговорах Николая I с австрийским императором и прусским королем в Ольмюце и Берлине.

Прощаясь на смертном одре с наследником престола, Николай Павлович «завещал» сыну своего верного друга как незаменимого помощника во всех государственных делах. Именно графа Алексея Федоровича, несмотря на его 70-летний возраст, Александр II направит на

Парижский мирный конгресс, призванный подвести черту под злополучной для России Крымской войной. Молодой император ни минуты не сомневался в том, что его бывший наставник сделает все возможное и даже невозможное для защиты российских интересов. И он, как мы увидим, не ошибся в своем выборе.

Вторым уполномоченным на Парижский конгресс Александр II утвердил барона Филиппа Ивановича Бруннова (1797–1875), выученика графа Нессельроде. Молодым дипломатом он принимал участие в Лайбахском (1821 г.) и Веронском (1822 г.) конгрессах Священного союза, был секретарем российской делегации на переговорах с Портой, завершившихся в 1829 г. подписанием Адрианопольского мирного договора, затем служил старшим советником МИД, а в 1840 г. получил назначение посланником в Лондон. На этом посту Бруннов участвовал в подготовке Лондонской конвенции о Египте 1840 г. и о Черноморских проливах в 1841 г., а также принимал деятельное участие в работе Лондонской конференции 1843 г. по делам Греции. В плане двусторонних отношений он подготовил и от имени России подписал в 1849 г. торговый договор с Англией. В период обострения Восточного кризиса, предшествовавшего Крымской войне, Бруннов фактически дезориентировал Николая I, внушая государю убеждение в ненадежности союза Англии и Франции. В его оправдание можно заметить, что он не был исключением. В таком же направлении действовал и его коллега в Париже Н.Д. Киселев. Тем не менее, после разрыва дипломатических отношений между Англией и Россией в феврале 1854 г., повлекших за собой объявление войны, Филипп Иванович продолжил успешную карьеру, заняв пост посланника при Германском союзе. Нессельроде вспомнил о своем протеже, когда встал вопрос о втором уполномоченном России на Парижском мирном конгрессе. Барон Бруннов был искушен во всех тонкостях дипломатической игры и слыл незаменимым составителем нот, депеш и отчетов. Помимо прочего, он имел устойчивую репутацию остроумного и интересного собеседника, что было немаловажно, особенно на сложных многосторонних переговорах.

В выборе уполномоченных на Парижский конгресс император Александр II и государственный канцлер граф Нессельроде, по всей видимости, учитывали и немаловажный для обеспечения успеха их миссии факт личного (для Бруннова) и заочного (для Орлова) знакомства с Наполеоном III. Это знакомство произошло еще в 1847 г., когда барон Филипп Иванович был посланником в Англии, а будущий император укрывался там от французского правосудия. Как уже говорилось, в 1846 г. Луи-Наполеон Бонапарт сумел бежать из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за попытку государственного переворота. Он надеялся тогда получить политическую и финансовую поддержку от Николая I в реализации своих планов во Франции. Луи-Наполеон пытался через Бруннова, с которым неоднократно встречался, установить канал связи с ближайшим сподвижником царя, графом А.Ф. Орловым, с которым некоторое время состоял в конфиденциальной переписке [53] .

Его попытки найти понимание в Петербурге не увенчались успехом. Император Николай Павлович отказался иметь дело с государственным преступником, каковым в то время считался сбежавший из тюрьмы Бонапарт.

Кто знал, что спустя всего лишь четыре года Луи-Наполеон сделается императором французов? И кто мог предвидеть, что в 1856 г. от его благорасположения во многом будет зависеть сохранение достоинства побежденной в Крымской войне России?

11 февраля (30 января ст. ст.) 1856 г. граф Орлов получил от канцлера инструктивные указания относительно целей, которых русские уполномоченные должны добиваться на мирном конгрессе [54] . Важнейшей из этих целей объявлялось достижение мира на условиях пяти пунктов, сформулированных Венской конференцией послов, на которые согласился император Александр. Ни о чем другом, и тем более об исправлении политической карты Европы, не может быть и речи. Инструкция предписывала русским уполномоченным исходить из «различия интересов и страстей наших врагов».

В дополнительной инструкции от 29 (17) февраля Нессельроде уточнил: «…не будучи в состоянии разделить наших врагов, мы должны войти в особое соглашение с теми из них, от решения которых будет зависеть восстановление мира» [55] .

Главным «врагом» России в Петербурге продолжали считать Англию, договориться с которой на приемлемых для России условиях было бы крайне сложно [56] . Однако такая возможность в принципе не исключалась. Можно было бы даже пойти на определенные уступки британским интересам ради одного – изолировать Австрию, вероломное поведение которой привело к образованию общеевропейской коалиции против России. Австрия в любом случае должна быть наказана. Таково было убеждение Александра II, с которым вынужден был согласиться и канцлер Нессельроде. «Образ действий, которого придерживается с самого начала настоящего кризиса австрийский кабинет, вызвал в России крайнее раздражение, – констатировал Нессельроде в «доверительной» записке от 11 февраля, адресованной графу Орлову. – Не так-то легко простить измену неблагодарного друга. Не в интересах Австрии, чтобы это чувство усиливалось, чтобы враждебные настроения длились. Она может поплатиться за это при тех неожиданностях, которые всегда возможны в настоящем еще не устоявшемся положении Европы» [57] .